Франческа

— Ты в порядке, Тим? — спросила она.

— Да, но я туда больше один не пойду.

— Ну и не ходи.

Минут пятнадцать спустя мальчики заснули. Закрыв книгу, Чарли прислушалась к их мерному дыханию. Она думала о том, каково бы это было — иметь таких мальчишек. Каково быть мамой в той ситуации, в какой оказалась Сюзанна — с ограниченными ресурсами, без работы, с весьма непрочной сетью социальной защиты.

Когда она поднялась с кровати, Том проснулся и сел.

— Чарли, — прошептал он. — Думаю, это была не косуля. Я тоже что-то такое видел позади наших качелей. Очень похоже на человека.

— Может быть, кто-то пошел выгуливать собаку, — ответила Чарли. — Не думай больше об этом.

В дверях спальни она обернулась и посмотрела на спящих мальчиков. Что же такое они видели?

Франческа

Вернувшись от доктора Нулана, я взяла перчатки и спустилась к яме. Потом я копала до тех пор, пока мама не позвала меня к обеду. С каждым ударом лопаты я видела перед собой Поля. Я думала о его семье — о папе, брате и бабушке, которых я никогда не видела. Думала о похоронах, на которые не смогла пойти, поскольку лежала на больничной койке с перевязанными руками. И еще я думала о том вечере, о «королевской» компании. Об их мокрых брюках. О желтой розе.

— Зачем ты это делаешь, Франческа? — спросила мама, когда я вернулась в дом вся вспотевшая. — Почему ты копаешь, как одержимая?

Я спросила, что она имеет против.

— Просто не понимаю, с какой целью, — ответила мама и посмотрела на папу. — А ты понимаешь?

Папа тоже не понимал.

— Разве у всего должна быть цель? — спросила я. — Просто меня это успокаивает.

— Поначалу я испугался, что ты снова решила вытащить на свет божий кошку, — сказал папа. — Никогда не забуду, как ты ее, бедняжку, выкопала.

— Некоторые вещи никогда не забываются, — ответила я.

— Что-то в этом есть неприятное, — сказала мама. — Совсем неприятное.

Позднее в тот же день мама спросила меня, не хочу ли я поехать с ней в поселок и сходить в кондитерскую. Я подумала, что мама позабыла все неудачные попытки вывести меня в свет. Иногда, когда я была помладше, она брала меня с собой на чашечку кофе с подругами и их детьми, но, поскольку я не всегда отвечала на прямое обращение и слишком часто облизывала губы (почему я не использую бальзам для губ, как Сесилия?), то в конце концов она бросила это дело и стала брать с собой только мою сестру. Ничего странного, пожалуй, в том, что мама предпочитала в таких ситуациях общество Сесилии, — Сесилия задавала уместные вопросы и смеялась в нужных местах. Сесилия никогда не перебивала и не проливала соус на скатерть. Но сейчас мама, по всей видимости, решилась на новую попытку.

Мама припарковала машину у продуктового магазина. Когда мы пересекали площадь, нас окликнул человек, продававший лотерейные билеты. Он сидел на своем обычном месте возле магазина «Ика» и кричал: «Подходите! Покупайте лотерейные биле-е-еты!»

Я предложила маме купить у него несколько штук, но мама прошептала в ответ, что он наверняка не в себе и она не хочет к нему приближаться.

Когда мы вошли в кондитерскую, над дверью прозвонил старинный колокольчик. Каждый раз, когда мы приходили туда, мама пренебрежительно отзывалась об обстановке — говорила, что все словно бы так и осталось с пятидесятых годов. Наверняка так и было, но, в отличие от мамы, я считала, что разрозненная темно-коричневая деревянная мебель, старинный музыкальный автомат и шторы в мелкий цветочек придают этому месту особое очарование. К тому же пирожные здесь пекли потрясающе вкусные. Мама считала, что это из-за масла — здесь во все кладут куда больше масла, ибо в провинции больше заботятся о вкусе, чем о фигуре.

Мама заказала чашечку кофе без всего. Я взяла булочку с ванильным кремом, пирожное «картошка» и лимонад «Поммак». За одним из столиков сидело несколько мужчин в синей рабочей одежде. Все они были покрыты слоем красной пыли.

— Почему они красные? — спросила я маму, кивая в сторону их стола.

— Не так громко, Фран, — проговорила мама сквозь зубы. — Плавильный завод, — прошептала она.

— А что это красное? — спросила я вслух.

— Железо, — хриплым голосом ответил один из людей в синем. — Окисленная железная руда. Она становится красной, когда окисляется, и эта дрянь оседает на всем.

Я вежливо поблагодарила его за информацию.

Мама закрыла глаза и долго сидела так. Потом собралась с силами и спросила, как я себя чувствую — не лучше ли мне?

Я откусила большой кусок булочки, не обтирая прилипший вокруг рта сахар, хотя мама жестами показывала мне, чтобы я вытерлась.

— Я чувствую себя великолепно.

— Не надо преувеличивать, — сказала мама и протянула мне салфетку. — Скажи откровенно, Франческа.

— Хорошо. Поль умер, никто не верит мне, когда я говорю, что с его смертью что-то не так, меня выкинули из школы, а вы надзираете за мной, словно я сумасшедшая.

Мама бросила на меня долгий взгляд, в котором читалось, что я именно такая и есть.

— Понимаю, тебе тяжело, — сказала она. — Но все пройдет.

— Откуда ты знаешь?

— Из опыта. Все проходит, все имеет конец.