Франческа

Ей хотелось обнять его, но она не стала этого делать.

Провалы во времени

Мы с Полем сидим в церкви на нашем обычном месте и пытаемся подпевать летнему псалму, который исполняется на слишком высоких тонах:

Когда мы в сомненьях спросили себя,
Чисты ли души нашей ноты…

Когда начинает говорить пастор, Поль протягивает мне записку.

«Пастор — воплощение нонсенса, облаченного в длинные одежды!»

Он шепчет мне, что это не его слова, когда я говорю, что мне они нравятся. Это цитата из Кьеркегора.

— Поль! Франческа! — произносит директор за нашими спинами, когда служба закончена. — Я хочу поговорить с вами обоими у себя в кабинете. Немедленно.

Вместе с директором мы идем в его кабинет с мебелью темного дерева и пыльными книгами. Там мы вынуждены стоять и выслушивать долгие рассуждения о том, как необходимо соблюдать правила школы. Потому что если их не выполнять, нам обоим хорошо известны последствия: звонок домой, предупреждение и наконец… мы и без него знали, что происходит после третьего предупреждения.

— А если вас исключили, — продолжает директор, но теперь он смотрит только на Поля, — то плата за семестр не возвращается. Помните об этом.

— Мы им не подходим, — говорю я, когда директор наконец отпускает нас.

— Зато мы подходим друг другу, — отвечает Поль. — Мы Паоло и Франческа.

Тут он начинается смеяться и говорит, что только сейчас задумался о наших именах.

— А кто такие Паоло и Франческа?

— Ты что, не читала Данте?

— Я о нем слышала. Это ведь он писал об аде?

Поль кивает: да, так и есть, а Паоло и Франческа — два персонажа, навсегда застрявшие в вечных ветрах преисподней.

— Почему?

— Страсть. Измена.

— За это попадают в ад?

В голове у меня возникает образ папы, подхваченного торнадо.

— Никакого ада не существует, — говорит Поль.

— Мне все равно нравится.

— Ад?

— То, что Паоло и Франческа в вечных ветрах.

— Кошмарный сон, — отвечает Поль. — Я не могу даже на карусели прокатиться, так меня укачивает.

Я хочу сказать, что меня привлекают не ветра. Просто я, если мне суждено трепетать в плену вечного шторма, не нашла бы себе лучшего попутчика, чем Поль Бергман.

17

Они снова сидели в машине. Мелькер и Нильс вполголоса обсуждали, что победили в игре, участвовать в которой разрешается с восемнадцати лет.

— Ты же сказала, что у тебя нет мужа, — заявил Тим, сидящий на переднем пассажирском сиденье.

— Ну да.

— А Юхан?

— Юхан просто друг. Иногда можно просто дружить, знаете ли.

— Папа говорит, что так не бывает, — сказал Мелькер. — Он говорит, что между людьми противоположного пола всегда существует напряжение.

Чарли подняла глаза на зеркало заднего вида и поймала серьезный взгляд Мелькера.

«Твой папа ошибается, — хотелось ей сказать. — Он судит о других по себе. Твой папа — самовлюбленный негодяй».

— Почему тот дядька был такой вредный? — спросил Тим.

— Какой дядька? — спросила Чарли.

— Да пьяница какой-то. Подошел к нам, когда мы играли, — ответил Мелькер.

— Но почему он говорил такие ужасные вещи про папу? — продолжал Тим.

— Кто это был? И что он сказал?

— Я не знаю, как его зовут, — ответил Тим. — Но он сказал…

Его тут же прервал Мелькер.

— Не обращай внимания на алкашей, Тим. Они несут всякий бред.

— Но…

— Они несут всякий бред, — повторил Мелькер. — Это был алкаш, — продолжал он, глядя на Чарли. — Не знаю, как его зовут, но, думаю, ты в курсе, о чем шла речь.

Чарли кивнула и сказала, что надо было позвать ее.

— От этого стало бы еще хуже, — возразил Мелькер. — Лучше всего не обращать внимания.

— Иногда лучше ответить, — сказала Чарли.

Мелькер пожал плечами.

— Ты едешь не туда, — сказал Нильс.

— Я только заберу у знакомого одну вещь, — пояснила Чарли.

Микке жил в голубом таунхаусе, видимо, построенном после того, как Чарли уехала из Гюльспонга, — она понятия не имела о его существовании. Должно быть, Микке увидел, как она подъезжает, потому что распахнул дверь еще до того, как Чарли позвонила.

— Я так и думал, — воскликнул он. — Так и знал, что ты не сможешь удержаться. Заходи.

Он распахнул дверь.

— Могу угостить вином.

— У меня мальчишки в машине, — ответила Чарли и кивнула головой в сторону дороги. — Так у тебя для меня что-то есть?

— Само собой.

Микке удалился в дом, и Чарли подумала, что это странно — что он пьет один в понедельник. Летом у нее не сложилось впечатления, чтобы у него были проблемы с алкоголем. Но, возможно, случилось что-то, из-за чего сейчас руки у него потянулись к бутылке. На заднем фоне звучали металлические синтезированные звуки, имитирующие тасование и раздачу карт в компьютере. Микке вернулся с зеленой папкой в руках. Когда она потянулась за ней, он отвел руку, Чарли пришлось сдержаться, чтобы не прокомментировать, как все это предсказуемо.

— Мне что, нельзя даже спросить, зачем тебе это? — проговорил Микке. — А что я получу взамен, в смысле — за услугу?

Больше он ничего не успел произнести, потому что Чарли вырвала у него из рук папку.