— Да с какой стати… — Карола наморщила лоб. — В смысле — ты ведь еще совсем юна?
— Догадка верна, — кивнула я. — Именно поэтому я и обращаюсь к тебе за помощью.
— А сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Ты выглядишь моложе. Ты очень… худенькая.
— Это потому, что я в депрессии.
Кароля потянулась за вилкой от пылесоса.
— «Донелли Ламбруско», — продолжала я. — Оно стоит в «Системе»[10] пятьдесят крон. Я заплачу за нее сто, если купишь мне две, то двести.
В глазах Каролы сверкнул огонек интереса.
— Но если что-нибудь случится… — проговорила она.
— А что может случиться? — спросила я. — Я ведь не наркотики купить прошу. А от небольшого количества вина еще никто не умер.
Карола рассмеялась.
— Забавная ты.
Я подумала, что я не забавная, а просто очень хочу выпить.
— Но ты ошибаешься, — продолжала она.
— В чем? — спросила я и подумала: она имеет в виду мои слова о том, что никто не умер от вина.
— В том, что касается цены, — продолжала она. — Оно стоит всего тридцать восемь крон за бутылку. Донелли, я имею в виду.
Когда на следующий день она шепотом сообщила мне, что спрятала бутылки в большой яме у берез, как я ее просила, я дала ей еще сотенную за честность.
Успешная молодая пара, проезжающая мимо, должна была появиться в субботу в пять часов вечера. Уже в час дня мама попросила меня помочь ей в подготовке к ужину. Я ответила, что у меня нет времени.
Мама спросила, чем таким важным я занята. Я не сказала, что пишу, потому что это вызвало бы массу расспросов. Теперь я все больше времени проводила за письменным столом, и мои записки касались уже не только того вечера и Поля. Я писала о будущем, которое мне не принадлежит, о том, как тяжело быть изгоем в мире и в собственной семье. Я писала о том, как прошел день, о простых вещах — что я ела и как продвигается копание. Хотя раньше я всегда уставала от любого дела, едва взявшись за него, сейчас ощущала невероятную мотивацию.
Надев халат, я отправилась к большому сараю, где когда-то находилось двести дойных коров, овцы, свиньи и лошади. Мне подумалось — как жаль, что на скотном дворе не осталось животных. Папа их всех продал, как только усадьба перешла к нему — за животными требовался уход, слишком много труда, невыгодно, к тому же они с мамой большую часть года проживали в Швейцарии.
Проходы в конюшне были чистые, но на настилах под потолком лежало несколько охапок сена. Я начала подниматься туда по шаткой лестнице с тетрадкой в руке. Когда я добралась до середины, дверь сарая за моей спиной открылась — там стоял Иван.
— Что ты делаешь? — спросил он, увидев меня на лестнице.
— Поднимаюсь на чердак, — ответила я.
Мне не понравилось, что я отчитываюсь Ивану о своих действиях. Было что-то неприятное в том, как часто он беззвучно появлялся во дворе.
— Что ты там хочешь делать?
— Побыть одна.
— Эта лестница очень старая, — сказал Иван.
— Ну и что? — спросила я.
— Я просто подумал, что она может в любой момент рухнуть. А там высоко. — Он кивнул в сторону чердака.
— Думаю, выдержит, — ответила я. — А ты что тут делаешь?
Внезапно мне вспомнилось, как Иван утопил целый выводок котят. Он наполнил мешок камнями, сложил туда котят, завязал и сбросил с моста в поселке. И бровью не повел, когда потом об этом рассказывал.
— Я пришел забрать свои вещи, циркулярную пилу, например, и садовые ножницы, которые я покупал за свои деньги.
— А, понятно, — ответила я. — Надеюсь, ты найдешь свои вещи.
Мне показалось или Иван и вправду пытался заглянуть под подол моего халата? Под ним на мне только трусики и майка. И почему он стоит, как истукан, если пришел забрать свои вещи?
— Ну ладно, увидимся, — сказала я, стремясь поскорее закончить разговор с Иваном.
— Нет, — ответил Иван. — Мы больше не увидимся, я пришел сюда в последний раз.
— Понятно, — ответила я, плотнее запахиваясь в халат. — Ну пока.
Из пыльных связок сена я устроила себе домик. Затем достала тетрадку и начала писать. Я и сама заметила, что стала выражаться более поэтично. Мои сравнения понравились бы даже фрёкен Вильхельмссон.
«
Когда я услышала, как мама зовет меня, оказалось, что прошел целый час.
— Пожалуйста, не уходи вот так, — сказала мама, когда я пришла к ней. Она стояла на лестнице у парадного входа. — Ты доведешь меня до инфаркта.
— Я просто пошла в сарай, не надо так нервничать.
— А я откуда знаю, где ты? — возмутилась мама. — Говори мне, пожалуйста, когда куда-то идешь. Похоже, тебе доставляет удовольствие трепать мне нервы.
— Я просто пошла в сарай, — повторила я. — Хотела немного посидеть в одиночестве.
Мама покачала головой и пошла обратно в дом.