Франческа

— А что мы готовим? — спросила я, когда мы вошли в кухню.

— Просто бифштекс, — ответила мама.

Только теперь я заметила, что вид у нее подавленный.

— Мама, с тобой все в порядке?

Мама подняла на меня удивленный взгляд. Внезапно я осознала, насколько она отвыкла от того, что я разговариваю с ней участливым тоном.

— Все нормально, — ответила она. — Я просто… устала немного.

— Мама, — проговорила я. — Ты счастлива?

— Счастлива? — переспросила мама, как будто это слово казалось ей совершенно чуждым. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно. Я не хотела тебя сердить.

— Я не сержусь, — ответила мама и тут же выругалась, уронив ложку в кастрюлю.

— Не сердишься и не счастлива?

— У меня все хорошо. У меня есть все, чего только можно пожелать. Если это и есть счастье, то, полагаю, я счастлива. А что для тебя счастье?

— Я ужасно мало знаю о счастье.

— Ты можешь порезать салат, — сказала мама, протягивая мне остро наточенный нож.

— Не рановато ли?

— Мы накроем его и поставим в холодильник.

Я начала крошить помидоры, огурцы и зелень.

— Осторожно, береги пальцы, — сказала мама. — Нож очень острый.

Бросив свои дела, она остановилась и уставилась на меня.

— Ты куда-то торопишься, Франческа?

— Нет, я просто хотела…

— Только не говори, что ты опять собираешься копать.

— А что не так в том, что я копаю?

— Это очень странное поведение. Ты хоть понимаешь это?

— Это совершенно безопасно, — ответила я и начала крошить овощи еще быстрее. — Это безопасно, мне это нравится — в чем проблема?

— Проблема в том, что мы не можем оставить в саду такие глубокие ямы. Ничего смешного, Фран, это может быть просто опасно.

— Одна яма, — сказала я, поднимая вверх указательный палец. — И она в нескольких сотнях метров от дома.

— Как бы там ни было, Адам сейчас закапывает ее, — сказала мама. — Вернись, Франческа! — крикнула она мне вслед, когда я бросила нож и кинулась наружу. — Дай Адаму все исправить.

Когда я прибежала на место, Адам как раз начал сыпать землю обратно в яму. Он замер и уставился на меня. В его взгляде читалось нечто, напоминающее страх.

— Прекрати, — сказала я. — Немедленно прекрати.

— С тобой все в порядке, Франческа? — Адам воткнул лопату в землю. — Что-то случилось?

— Я просто не хочу, чтобы ты ее закапывал.

— Но Фредрика сказала…

— Я знаю, что она тебе сказала, но это моя яма.

— Понимаю, — пробормотал Адам.

Он стоял в растерянности возле ямы с лопатой в руке — бедняга не знал, как поступить, когда следуют такие противоречивые приказы.

— Можешь прекратить прямо сейчас, — сказала я.

Адам послушался меня и отложил лопату.

— Можно задать тебе один вопрос? — спросил он.

— Конечно.

— Почему эта яма так важна для тебя? Почему ты так много копаешь?

— Я просто хочу проверить, как глубоко я смогу прокопать, — ответила я.

21

Рикард Мильд, похоже, воспринимал неприятных визитеров не столь серьезно, как его жена. По его словам, это были всего лишь отдельные личности из поселка, которые искали работу, хотели одолжить денег или просто немного перебрали и желали пообщаться. Так все и происходило еще с тех пор, как он был ребенком. Возможно, не так уж и странно для такого места, как Гюльспонг. Нехватка денег заставляет людей забыть о гордости. Чарли почувствовала, что ей хочется сесть в машину времени и оказаться на месте неизвестного следователя. Ей хотелось ударить обеими ладонями по столу и спросить Рикарда Мильда, кто эти люди. Он точно это знал.

На следующей странице приводилось заключение психиатра Франчески, доктора Сикстена Нулана. По его словам, Франческа находилась в глубокой депрессии, у нее наблюдались проявления бреда. Всего за несколько недель до ее исчезновения он предупреждал родителей о высоком риске новых суицидальных попыток.

Чарли покоробило, насколько свысока доктор Нулан говорил о своей пациентке — вероятно, дело в изобилии психиатрических терминов. Его заключение звучало так холодно и отстраненно, словно живая девушка была для него лишь набором понятий, носителем проблемы, которую никто не мог решить.

— Ты беседовал с этим психиатром, когда работал над статьей? — спросила Чарли.

— Нет, — ответил Юхан. — Это имя я вижу впервые. У него, во всяком случае, есть четкое представление о том, что случилось с Франческой.

«Но если она покончила с собой, — подумала Чарли, — то ее должны были бы найти. Или нет?» Перед глазами встала картина, как тело Маттиаса разрезало водную гладь, как вокруг образовались небольшие волны и как затем озеро всего за несколько минут вновь обрело зеркально неподвижную поверхность. Маттиаса тоже так и не нашли. Скагерн — озеро глубокое и темное. Тело могло унести течениями, или оно зацепилось за что-нибудь и так никогда и не всплыло. Но самый распространенный вариант — и это она прекрасно знала, — что большинство тел рано или поздно обнаруживается.

Сделав перерыв в чтении, они начали гуглить имя Сикстена Нулана.

— Если он жив, мы должны найти его и поговорить с ним, — сказала Чарли. — Раз Франческа была его пациенткой, он располагает информацией, которой ни у кого больше нет.

— Если он жив, мы его найдем, — откликнулся Юхан.