Франчиска

Не прошло и месяца после одиннадцатого июня тысяча девятьсот сорок восьмого года, как все машины маслобойки были установлены. Дни и ночи напролет трудилась целая бригада под непосредственным руководством Рихтера, который по профессии был механиком. В начале осени все уже было готово и маслобойку можно было пускать в ход. В предвидении этого мой отец съездил в Бухарест, где получил патент на эксплуатацию маслобойки, хотя в это время существовал закон, запрещающий выдачу таких патентов и открытие подобных предприятий. Это был первый триумф отца, первое проявление его силы, которую вдруг обрел этот безвольный и безликий человек. Вопрос о патенте в течение нескольких месяцев волновал новых компаньонов, а также и тех, кто их поддерживал: ведь если бы они не получили разрешения на маслобойку, то машины пришлось бы продать и все их труды пошли бы прахом. Просидев три недели в столице, использовав все связи и израсходовав кучу денег, невзрачный протопоп Корнель Мэнеску вернулся с патентом, который был выдан на его имя и по которому ему, Корнелю Мэнеску, разрешалось в городе К. открыть маслобойку для производства растительного масла «в соответствии с действующими законами и нормами».

К концу осени маслобойка была пущена в ход. Восемь рабочих в две смены работали на ней, а у весов стояли мой отец, Рихтер и его жена, тетя Мэри, толстая, почти квадратная женщина с ослепительно белыми зубами, такими ровными и здоровыми, что они казались искусственными, и красными, бегающими от жадности глазками. Тетя Мэри была диктатором в своем доме, и муж ей беспрекословно подчинялся. Когда-то давно Рихтер поступил учеником в мастерскую отца тети Мэри, чтобы стать слесарем. Но, будучи ловким и смекалистым, он заполучил в жены дочку хозяина вместе с мастерской, двумя домами, трактором, молотилкой и несколькими десятками гектаров земли, правда, после смерти тестя сам он стал вечным слугой своей супруги.

Не успела тетя Мэри появиться на мельнице, как тут же поругалась с моей матерью. Между обеими столь не похожими друг на друга женщинами возникла вражда. Ссоры вспыхивали постоянно. Моя мать вместе с Петрашку продолжала работать на мельнице, для крупорушки был нанят рабочий, мельник по специальности. А спустя год старые жернова заменили вальцовой мельницей для помола пшеницы и ржи.

Работы было много. Крестьяне, приезжавшие на маслобойку, обычно привозили для помола и мешки с кукурузой, так что матери и Петрашку трудно было управляться вдвоем. Но несмотря на то, что их уединение было нарушено, а единовластие низвергнуто, несмотря на то, что царство любви (тот рай с пальмами, пестрыми птицами и чистыми ручьями) перестало существовать, они остались на мельнице и продолжали трудиться. Потом они все-таки бросили эту работу: ведь как-никак они были совладельцами процветающего и доходного предприятия. На их место взяли еще одного мельника и ученика, мальчика лет пятнадцати.

К тому времени, когда распахнула ворота поповская мельница, которую все продолжали звать по-старому, хотя к ней прибавилась и маслобойка, в городе было еще три подобных предприятия, но работало из них только два, так как третье стояло на капитальном ремонте. Одно принадлежало Василе Сфырле, разбогатевшему крестьянину, у которого в предместье были теплицы и оранжереи с цветами и экзотическими деревьями, второе — Теофилу Чибиану, ростовщику, который спекулировал скотом, но не гнушался и других махинаций. Третья была построена при самой большой городской вальцовой мельнице и принадлежала городским властям.

Вначале новая маслобойка работала почти без перерыва, потому что всем было любопытно побывать на ней. Потом посетителей поубавилось, а через месяц-другой она стала работать не чаще двух раз в неделю. Хотя это и была самая новая маслобойка не только в городе, но и во всем уезде, у двух других, принадлежавших Сфырле и Чибиану и расположенных на главных дорогах, ведущих в город, была своя старая, постоянная клиентура. Поповская же мельница стояла на далекой окраине, где жили цыгане и венгры, торговавшие пером, щетиной, глиняной посудой, совсем в стороне от трех или четырех основных дорог, по которым крестьяне ездили в город. Успешнее всех конкурировала с поповской мельницей маслобойка Чибиана, человека опытного, ловкого и лишенного всяких предрассудков. В большом кирпичном здании с широким внутренним двором были, кроме маслобойки, еще и крупорушка и мельница. Стояло это предприятие прямо у дороги, по которой крестьяне двадцати сел, расположенных к западу от города, ездили на базар.