«Франкенштейн» и другие страшные истории

– Хорошего влияния не существует, мистер Грей. Само по себе влияние уже опасно. Ведь влияя на другого человека, мы внушаем ему свои мысли, свои страсти. Порой вся его сущность становится постепенно не его, собственно. Его грехи, его добродетели будут уже чужие.

– Вот этого я и опасался, Дориан, – мрачно сказал Бэзил. – Я уже чувствую, что он хочет подчинить вас.

– Вы счастливчик, Дориан, – не сводя с него глаз, проговорил лорд Генри, – потому что вам дана чудесная красота молодости, а, в сущности, молодость – единственное богатство, которое дано нам на время и которое стоит беречь.

– С этим можно поспорить, лорд Генри, – задумчиво сказал Дориан.

– Время поможет вам понять это, – ответил тот. – Кончится молодость, а с ней неизбежно кончится красота. Пройдет время побед. Каждый уходящий месяц будет усиливать ваше разочарование. Увы, время ревниво, оно крадет все прекрасное, все, чем одарили вас боги… Так радуйтесь же, пока вы молоды, ничего не упускайте, открывайте в жизни всё новые радости, сейчас для вас нет ничего недоступного. Пока длится молодость, весь мир принадлежит вам. Но вас ожидает великая печаль, ведь молодость проходит так быстро… она жестока, потому что никогда не возвращается. Дряхлеет тело, угасают чувства, мы уже не можем вновь завоевывать, нам остаются только прекрасные воспоминания и сожаления о тех страстях и соблазнах, которых мы прежде боялись, которыми мы не посмели насладиться. О молодость, что с ней может сравниться!

Дориан Грей слушал с неотрывным вниманием, не отводя глаз от лорда Генри. Тем временем художник положил последний мазок на портрет и отступил, любуясь им.

– Я не знаю, радоваться мне или печалиться, – задумчиво проговорил он и подписал свое имя длинными красными буквами.

Художник глубоко погрузился в свои мысли. Лорд Генри коснулся его плеча.

– Дорогой мой Бэзил, поздравляю тебя от всей души. Это лучший портрет, написанный художником наших дней. Подойдите сюда, мистер Грей, и взгляните на себя.

Дориан подошел, глаза его блеснули восторгом и удивлением, как будто он увидел себя заново. Но тут лицо его омрачилось, он вспомнил грозное предостережение лорда Генри о кратковременности молодости. Глядя на свое лицо, он вдруг с внезапной ясностью представил себе, что ожидает его в будущем. Наступит день, когда его лицо исказится и постареет, время будет разрушать его красоту, исчезнет алость губ и персиковая нежность кожи, старость начнет разрушать все, он станет отвратителен и страшен.

Эта мысль вдруг острой болью пронзила Дориана, он задрожал, холодный ужас сжал его сердце.

– Что с вами, Дориан? – проговорил лорд Генри и положил ему руку на плечо. – Вы лучше полюбуйтесь на портрет. Послушай, Бэзил, я бы хотел, чтобы этот портрет принадлежал мне. Я заплачу за него столько, сколько ты назначишь, но я хочу, чтобы он украшал мой дом.

Бэзил, не отводя глаз от портрета, тихо ответил:

– Это невозможно, Генри. Он не принадлежит мне.

– Ты удивляешь меня. Чей же он?

– А ты не догадался? – ответил художник. – Мне казалось, ты видишь всех насквозь. Конечно, я подарил его Дориану.

– Ну что ж! – с улыбкой воскликнул лорд Генри. – Пожалуй, это справедливо. У Дориана две собственности: его красота и этот портрет. Можно сказать, что вы счастливец, Дориан!

– Счастливец, – прошептал Дориан, продолжая глядеть на свое изображение. – В сущности, это даже не печально, это трагично. Я буду стариться, мне предстоит стать заживо гниющим уродом, а этот… этот мой портрет так и останется вечно молодым. Это страшное слово «вечно» – если оно касается человека. Он не станет старше ни на один день, а я… Ох, если бы это могло быть наоборот! Если б можно было, чтобы старел этот портрет, а я оставался таким, как сейчас. Разве это не было бы справедливо? За это… за это я отдал бы все, чем владею: мою знатность, богатство, да нет, этого мало! Я бы душу отдал за это.

– Опомнитесь, опомнитесь! – в ужасе воскликнул художник. – Что вы говорите?!

– Это не я говорю. Это подсказала мне картина. Я согласен с лордом Генри. Теперь я понял – он совершенно прав. Молодость – это единственная драгоценность в нашей жизни. Когда станет очевидным, что я старею, нет, я не смогу жить, я покончу с собой…

Художник побледнел, сделал шаг к Дориану и схватил его за руку.

– Дориан! Что с вами? Вы сошли с ума! Вы так побледнели.

Но Дориан резко вырвал свою руку.

– Я завидую всем и всему, чья молодость бессмертна.

Неожиданно слезы блеснули в глазах юноши.