«Франкенштейн» и другие страшные истории

Пул разгреб груду соломы и вытащил из ящика остро отточенный топор. Аттерсон выхватил топор из его рук. Один удар, второй… Затрещали филенки. И наконец сорванная с петель дверь рухнула на ковер. Аттерсон и дворецкий осторожно переступили порог. Перед ними был озаренный мягким светом камина уютный кабинет. Единственное, что удивляло и бросалось в глаза, – ящики разного размера, а на столе множество химической посуды.

В дальнем темном углу, куда слабо достигал блеск камина, вошедшие разглядели скрюченного человека. Одежда, надетая на него, была велика, не по росту и грозила сползти на пол. Аттерсон и Пул замерли не в силах пошевелиться. Наконец Аттерсон проговорил дрожащим голосом:

– Прошу вас, встаньте, нам надо поговорить.

На мгновение человек повернул голову, и теперь можно было разглядеть, что это лицо Хайда. Да, это был Хайд!

Испустив чудовищный острый крысиный визг, Хайд бросился в противоположный конец комнаты, погруженный в глубокий мрак. Послышался торопливый бег по лестнице, и уродливая фигура Хайда исчезла. Где-то внизу хлопнула дверь.

– Проклятье, мы упустили это чудовище! – с отчаянием сказал Аттерсон. – Но значит ли это, что наш друг доктор Джекил убит? Нет! Вовсе нет!

Мистер Аттерсон и дворецкий тщательно обыскали весь дом. Но поиски Генри Джекила, живого или мертвого, остались тщетными.

– Не знаю, сохранить ли нам последний свет надежды или смириться с неизбежной трагедией? – в растерянности проговорил Аттерсон.

В глубоком молчании они подошли к вращающемуся зеркалу. Оба посмотрели на него с невольным холодящим страхом. Они увидели только уходящие в бездонную глубь тусклые красные отблески и свои собственные, словно неживые, неподвижные лица.

– Это зеркало видело немало страшных вещей, сэр, – прошептал Пул.

– Ничего нет более страшного, чем само это зеркало, – так же тихо ответил нотариус. – Для чего только оно понадобилось Джекилу? Вот в чем тайна…

Затем они подошли к столу. Озаренный свечой, посреди стола лежал увесистый конверт. «Мистеру Аттерсону лично» – было написано знакомым почерком доктора Джекила. Сверху на конверте стояла дата.

– Ах, Пул! – вскричал нотариус. – Взгляните на дату, доктор Джекил еще сегодня был здесь, и он был жив. Значит, он бежал, но почему?

– Посмотрите, сэр, в пакете несколько бумаг и писем, вот еще коробка и записка. Почему вы не прочтете ее, сэр?

– Мне страшно, я боюсь, – мрачно ответил нотариус. – Дай-то бог, чтобы мои страхи не оправдались.

Какое-то время он, развернув записку, молча смотрел на нее, не решаясь начать читать. Наконец, как бы пересилив себя, он прочел невнятным шепотом:

Дорогой Аттерсон!

Когда вы будете читать эти строки, я исчезну. При каких обстоятельствах – я не знаю сам. Однако мрачное предчувствие и немыслимое положение, в котором я нахожусь, убеждают меня, что конец мой неотвратим и, вероятно, близок. В таком случае начните с письма доктора Лэньона, которое он хотел вам передать. Если же вы захотите узнать больше, то прочтите исповедь, которую отдает в ваши руки несчастный преданный друг

Генри Джекил

Нотариус держал в руках два пакета, прочно запечатанных сургучом.

– Я пойду домой, мой добрый Пул, – утомленно сказал Аттерсон. – Чтобы прочесть эти послания, вернее, чтобы хоть частично приоткрыть завесу этой страшной тайны, я должен хоть немного прийти в себя, собраться с силами…

Они вышли, заперли дверь в лабораторию, оставили молчаливую толпу слуг в прихожей.

Аттерсон медленной шаткой походкой направился к себе домой.

Письмо доктора Лэньона

Девятого января, то есть четыре дня тому назад, я получил с вечерней почтой заказное письмо, адрес на котором был написан рукой моего друга Генри Джекила. Это меня очень удивило, так как у нас с ним не было обычая переписываться, а я видел его – собственно говоря, обедал у него – только накануне и уж во всяком случае не мог понять, зачем ему понадобилось прибегать к столь официальному способу общения, как заказное письмо. Содержание письма только усилило мое недоумение. Я приведу его полностью.