Франкенштейн: Мёртвый город

Он сделал всего два шага по коридору верхнего этажа и снова замер, прислушиваясь. Здесь не было окон. В тусклом свете, доносившемся через окна фойе и через окно возле нижней части лестницы, невозможно было ничего разобрать.

Тишина. Тишина. Звяк-звяк-звяк на расстоянии. Он подумал, что звук доносится с нижнего этажа. Звяк-звяк-звяк. Неправильно. Не снизу. Он доносился с дальнего конца находившегося в кромешной тьме коридора, в котором он стоял. Звяк-звяк-звяк, звяк-звяк. В этот раз он точнее определил источник: слева от него, на расстоянии вытянутой руки.

Глава 62

Намми О’Бэннон иногда слушал радио, но он никогда не был внутри места, где его создают. Там не было музыкантов и певцов, как он ожидал. Комнаты были почти все сплошь кабинетами, за исключением управления космическим кораблём, где работал мистер Ральф Неттлз, а столы все были забросаны хламом, совсем не прибраны.

Мистер Лисс наблюдал за сломанным монстром, Слепком Боза, в одном из этих кабинетов, а Намми наблюдал за ними обоими. Он боялся, что Слепок Боза начнёт делать обычные отвратительные штуки, которые делают монстры, так как там не было пианино, чтобы на нём поиграть, так что он внимательно следил за существом. Он также внимательно следил за мистером Лиссом, потому что старик всегда делал что-то интересное, даже если это было что-то из того, что не одобрила бы бабушка.

Несколько минут всё шло более спокойно, чем всё время с момента, когда Намми встретил мистера Лисса, а затем случилась самая значительная вещь за весь странный день. На самом деле это была вторая важная вещь в жизни Намми, первая была тогда, когда умерла бабушка, и он остался один.

В комнату зашёл мужчина, самый большой мужчина из тех, что видел Намми, не толстый, а высокий и с множеством мускулов, и можно было говорить, что они там были, несмотря на то, что на нём была куртка с капюшоном. Он был больше, чем Бастер Стилхаммер, рестлер, и его руки были настолько большими, что, наверное, он был способен показывать фокусы с исчезновением яблок тем же способом, каким фокусники делают это с монетами. На одной стороне его лица была татуировка, но второй той самой вещью, которая случилась с Намми, были его глаза.

Когда гигант посмотрел на Намми, свет, прошедший через его глаза был таким же, как движущийся свет на аппарате в больнице, продолжавший плясать по экрану, показывавшему сердцебиение бабушки, хотя тот свет был немного и слабее, и ярче, чем этот, также не страшный, а красивый и успокаивающий. Намми не знал, почему свет в глазах мужчины не напугал его, как он мог бы ожидать, особенно с наполовину повреждённым лицом и татуировкой – а затем узнал.

Бабушка сказала, что на земле были ангелы, ангелы-хранители, но они работали секретно, и их нелегко было отличить от других людей, потому что у них не было крыльев или ореолов. Она сказала, что единственным способом, которым иногда можно их различить, было увидеть в их глазах свет любви. Они были так наполнены любовью, говорила бабушка, что иногда они не могли удержать её всю внутри, и они выдавали себя с головой светом в своих глазах.

Намми никогда раньше ангела не видел, и сейчас здесь был один из них, и он сказал Намми:

– Не бойся, сынок. Ты переживёшь эту ночь. Через пятьдесят дней всё изменится к лучшему.

Ангел перевёл глаза на Слепок Боза, долго на него смотрел и затем сказал мистеру Лиссу:

– Вы заявляете, что этот репликант сломан.

Мистер Лисс, должно быть, не увидел ангельский свет в глазах большого мужчины – или если увидел его, то не знал, что это такое. Для старика самой важной вещью было одно слово, которое использовал ангел. Его глаза выпучились, и его волосы, казалось, встали дыбом сильнее, чем обычно, как животное в мультфильме, вставляющее лапу в электрическую розетку, и весь его мех становится «бз-з-з-з».

– Заявляю? – сказал мистер Лисс. – Заявляю? Это такое двусмысленное слово, чтобы не говорить мне в лицо, что ты думаешь, я вру, мерзавец? Ты пришёл сюда как хозяин, на твоём странном лице татуировка больше, чем на заднице у какой-нибудь рок-звезды и ты делаешь какие-то вкрадчивые предположения, что Конуэй Лисс – лжец? Я поступал хуже с людьми, которые называли меня лжецом, чем Сталин поступал с котятами, и, поверь мне, Сталин ненавидел котят. Он вырывал им горло зубами, когда ловил. Это существо, которое хочет называть себя Барри Бозменом, сломано, и это понятно любому дураку, но ты должен это видеть. Посмотри на его подлое лицо, его позу побитой собаки на этом стуле. Он запрограммирован не убивать себя, хочет, чтобы я убил его, но я не сделаю этого, пока я, к чёрту, не буду достаточно готов, чтобы его убить. Никто не говорит мне, когда его убивать, даже какой-нибудь печальный сломанный монстр Франкенштейна.