Читаем Франкенштейн. Запретные знания эпохи готического романа полностью

Монстра Франкенштейна часто называют первым представителем многочисленного вымышленного племени – андроидов. Созданный из органических деталей, а не из металла и силикона, монстр тем не менее представляет собой физическую конструкцию в форме человека. Вызывают ли его претензии на подлинно человеческое сознание тот же протест, что и искусственный интеллект андроида? Философия искусственного интеллекта является обширной и разнонаправленной областью знания и имеет большое значение для противостояния дуализма и материализма, лежащего в основе романа Мэри Шелли. Предположение о том, что у машины – даже теоретически – мог бы быть такой же интеллект, как у человека, натолкнулось на резкую критику. Одним из наиболее весомых аргументов против этого предположения стал мысленный эксперимент «Китайская комната», осуществленный американским философом Джоном Сёрлом (род. 1932).

Сёрл уподобил интеллект машины закрытой комнате, внутри которой сидит человек, и он не говорит, не читает и не понимает по-китайски. Общаться с внешним миром он может, только получая записки с китайскими иероглифами через щель в двери. Человек следует изложенным в толстой книге инструкциям, где описывается, как составить текст из имеющихся иероглифов. Составленные ответы он отправляет записками обратно через щель. Это приводит к парадоксу: китайцу за пределами комнаты кажется, что человек в комнате способен читать и писать по-китайски, в то время как для того иероглифы не имеют никакого значения, он просто следует инструкциям. Искусственный интеллект будет подобен человеку в китайской комнате, способному обрабатывать символы и генерировать имеющие смысл для собеседников ответы без осознания их значения.

Биологический мозг человека, как утверждает Сёрл, отличается от искусственного тем, что любая машина «обязательно лишена особых биологических сил мозга, вызывающих когнитивные процессы». Он подчеркивает, что психические состояния являются подлинным биологическим феноменом, основанным на взаимодействии с реальностью, так же как пищеварение и фотосинтез. Такая убежденность в важности биологического мозга называется углеродным шовинизмом. Что произойдет с такой конструкцией, как монстр Франкенштейна с внедренным в него биологическим мозгом? Согласится ли Сёрл с тем, что парадокса китайской комнаты можно избежать, если машина выполнена из плоти, как в случае с монстром Шелли?

Глава 5

Анатомия ужаса. Анатомирование, убийство и воскрешение в эпоху романтизма

Сейчас, как и во времена Шелли, эффект, производимый ее романом, объясняется боди-хоррором – как явным, так и скрытым – в центре его сюжета. Виктор Франкенштейн рылся «в могильной плесени» и «собирал кости в склепах», чтобы набрать частей тела для задуманного им жуткого создания. Вид, в котором монстр предстал после сотворения, слишком отталкивающ, чтобы смотреть на него без содрогания. И с физической, и с метафизической точки зрения он вызывает отвращение и страх, стирая границу между жизнью и смертью, между живым и разлагающимся. Каково же происхождение этого животного страха? Его можно проследить в мрачных образах и увлечениях той эпохи, когда ни одно захоронение не могло считаться защищенным от похитителей тел, анатомы совершали жуткие надругательства над расчлененными трупами, а грань между жизнью и смертью готова была вот-вот исчезнуть.

Эти проклятые живодеры: похитители трупов и анатомирование

Вспоминая свои мрачные исследования, Виктор Франкенштейн в полной мере использует готическую риторику. «Как рассказать об ужасах тех ночных бдений, когда я рылся в могильной плесени или терзал живых тварей ради оживления мертвой материи?» – вопрошает он, вспоминая, как «собирал кости в склепах… кощунственной рукой вторгался в сокровеннейшие уголки человеческого тела… Бойня и анатомический театр поставляли мне большую часть моих материалов; и я часто содрогался от отвращения, но, подгоняемый все возрастающим нетерпением, все же вел работу к концу». С самого начала Виктор желал сотворить нечто грандиозное и безупречное, но его ночные бдения производили мрачное впечатление на читателей начала XIX века. Даже когда Мэри Шелли вынашивала свой роман, осквернители могил и похитители трупов занимались своим омерзительным занятием. Как же вымышленные деяния Виктора Франкенштейна соотносились с реальностью?

Компаньоны смерти

Тим Маршалл, автор книги «Убийство ради вскрытия: расхищение могил, Франкенштейн и анатомическая литература», описывает роман Шелли как «классическую историю эпохи похищения трупов», объясняя, что «Виктор Франкенштейн объединяет в себе роли похитителя трупов и анатома». Какими были эти роли и как роман Шелли отражает современное понимание их деятельности?

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

От Гомера до Данте. Лекции о зарубежной литературе
От Гомера до Данте. Лекции о зарубежной литературе

Литература – это непрерывный процесс в мировой культуре, и изучение его по разным странам и эпохам не дает полного представления о ее развитии. Чем похожи «Властелин Колец» и «Война и мир»? Как повлиял рыцарский роман и античная литература на Александра Сергеевича Пушкина? Что общего у Достоевского, Шиллера и Канта? На эти и другие вопросы отвечает легендарный преподаватель профессор Евгений Жаринов. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение