Франкл и Бог. Откровения психотерапевта о религии и Боге

Даже когда само безумие держит у меня перед глазами шутовской колпак – я еще могу спасти свою душу, если во мне побеждает любовь к Богу.

Я уверена, что в такой ситуации очень многие психотерапевты спросили бы больного, что именно приводит его в ярость. Однако для Франкла приступы неоправданной агрессии были лишь симптомами психической патологии – и не это было главным в человеке. А вот способность обуздать себя вопреки недугу – это проявление «последней свободы», благодаря которой сквозь все болезненные симптомы просвечивает здоровая духовная личность. Совесть как божественное «Ты»

Слово person (личность) имеет латинские корни, и одно из близких к нему значений – наполнять звучанием, проникать сквозь. Каждую личность пронизывает и наполняет зов чего-то иррационального, трансцендентного, такого, что нельзя понять просто логикой или житейским опытом. Удивительно, что даже люди, не получившие ни теологического, ни философского, ни тем более тического образования, нередко прибегают к метафоре, рассказывая о том, как в них «что-то» зазвенело или зазвучало, – о внутреннем голосе, который говорит в них или обращается к ним. О том, что иной раз этот голос им о чем-то напоминает или от чего-то предостерегает. Что он внушает им поразительные идеи, а в минуту нерешительности подсказывает верные ориентиры. Некоторые люди называют этот голос своим внутренним чутьем и доверяют ему больше, чем безупречным логическим умозаключениям. А ведь уже не одно столетие для обозначения этого внутреннего голоса существует другое слово – совесть. Слово, которое сегодня, к сожалению, употребляется все реже, поскольку ему несправедливо приписывается излишняя строгость и тенденция к принуждению. Причину того, что слово это утратило сегодня всякую популярность, стоит искать в прошлом. Первый значительный вклад в понижение его рейтинга внес, пожалуй, Зигмунд Фрейд. В его представлении о человеке нашлось место лишь психике и соматике, совесть превратилась в «сверх-Я», а ее голос – в строгий голос «стоящего-над-душой-отца» или читающего наставления авторитарного учителя, с ужасающей отчетливостью запечатлевшийся в душе человека. По Фрейду, феномен «сверх-Я» – это непреклонный носитель моральных норм и порядка, угрожающий весьма неприятными последствиями в случае непослушания. В таких словосочетаниях, как «разлад с совестью», «больная совесть», «муки совести», отражается внушающая страх оболочка, в которую была упрятана совесть.

Для Франкла все это не имело никакого значения. Он считал, что за понятием совести скрывается не доминирующее «Я» отца, а «Ты» милосердного Бога.

Отец не является для нас прообразом всего божественного, скорее справедливо прямо противоположное: Бог – прообраз всего отцовства.

В логотерапевтической интерпретации совесть – это, можно сказать, лучший друг человека. В какие бы обстоятельства нас ни заносило, она всегда указывает верный путь. Всегда озабочена благополучием окружающего мира. Ни к чему не принуждает, а лишь призывает смело идти вперед, обходить пропасти и становиться лучше. По сравнению с усвоенным нравственным кодексом совесть является более продвинутой инстанцией, и в известных случаях она вполне способна проигнорировать сомнительные побуждения, исходящие от «сверх-Я».

Свою позицию по этому поводу Франкл убедительно изложил в «притче о пупке». Если рассматривать человеческий пупок сам по себе, он может показаться ненужным и бесполезным. Его назначение и функция становятся понятны лишь из предыстории – в данном случае из пренатальной истории.

Пупок представляет собой некое «остаточное явление» на теле, указывающее за пределы человека – на его происхождение из материнского организма, в котором он когда-то был надежно укрыт.

Франкл проводит параллель между пупком и совестью: совесть – это указание на трансцендентное происхождение человека, на его корни в Божественном оберегающем начале. Отсечь совесть от Бога – значит бросить ее на произвол наших случайных желаний и субъективной воли, то есть сделать ее ненужной и бесполезной. Ведь тогда она будет «болтать все, что ей заблагорассудится».

Где находится ответственность?

Хотя человек и призван стать сотворцом, однако он не в состоянии сам творить содержание того, что говорит ему голос совести, он может только внимать ему – или отказаться внимать.

Как господин своей воли я – творец, но как раб своей совести я – творение.

В рамках этой диалектики возникает напряжение между нашей свободой и нашей ответственностью. Свобода относится к специфически человеческому в нас, но ответственность невозможно объяснить без учета невидимой пуповины, тянущейся вверх от нашей совести.