Франклин Рузвельт. Человек и политик

Работа над атомной бомбой в Оук-Ридже, Хэнфорде и Лос-Аламосе велась в обстановке абсолютной секретности и изоляции; приняли крайние меры предосторожности. Очень немногие из 150 тысяч человек, участвовавших в работе над Манхэттенским проектом, знали подлинную цель своей работы. Глава проекта Лесли Ф. Гроувс возражал против любых контактов между учеными, работавшими в различных секторах, и потому насаждал разобщенность рабочих групп. Однако в лабораториях Лос-Аламоса, где жизненно важен и неизбежен свободный обмен информацией, эта практика фактически игнорировалась. Сотрудники службы безопасности всесторонне проверяли ученых: подвергали цензуре письма, прослушивали телефонные разговоры, брали подписку о неразглашении существа работы, нарекали их кодовыми именами и приставляли к ним охрану. Директор лаборатории в Лос-Аламосе Дж. Роберт Оппенгеймер, создавший блестящий коллектив ученых, находился под постоянным наблюдением сотрудников военной контрразведки и ФБР.

Секретность проникала во все уровни власти, включая конгресс. До 1944 года Манхэттенский проект финансировался из различных источников министерства обороны, однако расходы росли столь стремительно, что финансирование проекта потребовало ассигнований, выделяемых конгрессом. В начале февраля Стимсон, Маршалл и Буш тайком встретились с Рэйберном, Маккормиком и Мартином, чтобы ознакомить последних с программой работ в общих чертах. Позднее состоялась встреча с лидерами сената; ассигнования провели через конгресс, находившийся в полном неведении, без дебатов. Некоторые конгрессмены, движимые любопытством, предлагали организовать посещение лабораторий в Оук-Ридже и Хэнфорде. Их отговорили коллеги, а также Стимсон и Маршалл.

Секретность стала также причиной напряженности в англо-американских отношениях. Несмотря на договоренность в 1942 году между Рузвельтом и Черчиллем о совместном ведении работ над атомным проектом, после того как армия взяла Манхэттенский проект под свой контроль, над ним опустилась завеса секретности. В конце 1942 года Рузвельт уже поддерживал стремление военных делиться с англичанами информацией «в разумных пределах». В Касабланке Черчилль заявил, что, если обмен информацией прекратится, Великобритания станет делать бомбу самостоятельно, и это наихудшее решение. После того как научный консультант Черчилля лорд Червелл в мае 1943 года сообщил президенту, что Англия заинтересована в атомной бомбе лишь для военных целей как средстве сдерживания советской военной мощи, а не в промышленном использовании атомной энергии, Рузвельт принял решение в пользу «полного обмена всей информацией». Однако в результате неразберихи в вопросах связи Буш, будучи в Англии, пренебрег указаниями Рузвельта и уговорил Черчилля согласиться на ограниченный обмен информацией, относящейся непосредственно к планам ведения войны. В августе в Квебеке оба лидера одобрили соглашение в принципе и учредили англо-американо-канадский комитет, призванный координировать совместную работу над атомным проектом трех стран.

Одно дело делиться атомными секретами с Англией, другое – с Россией. В этой важной сфере Советы вновь почувствовали себя обойденными по отношению к своим атлантическим партнерам.

В начале 1944 года Бор возбудил среди коллег-ученых острое беспокойство в отношении перспектив рокового ядерного соперничества после войны. Датский физик не возражал против создания атомной бомбы или даже ее использования в военных целях, но был убежден, что колоссальная мощь атомной энергии, высвобожденная для разрушения, представит огромную опасность и откроет возможность недоброго применения после войны. Считал, что союзникам, прежде чем атомная бомба найдет применение, следует поставить атомную энергию под международный контроль и инспекции, создать открытый режим доброжелательного международного сотрудничества. Бор добивался, чтобы США и Великобритания решили эту проблему вместе с Советами, пока Россия остается союзником западных держав, с целью укрепить атмосферу взаимного доверия. Если две демократии не заключат заранее соглашения с Москвой, утверждал он, после войны неизбежно разовьется самоубийственная гонка ядерных вооружений.

Бора с энтузиазмом поддержали несколько британских политиков, включая посла в Вашингтоне Галифакса, сэра Джона Андерсона и Макензи Кинга, деливших ответственность за британский атомный проект. Представленный датским послом Феликсу Франкфуртеру, Бор осторожно поинтересовался, знает ли член Верховного суда что-либо об атомном проекте. Когда Франкфуртер упомянул невзначай кодовый знак «X», ученый понял, что судья в курсе дела. Франкфуртер плохо представлял себе научную суть проблемы, но знал немало о природе идей, ей сопутствующих. Макс Фридман отмечает его осведомленность в вопросе несовместимости этики и философии научного исследования с содержанием атомных секретов от мира за колючей проволокой охранных мероприятий. Судья обещал Бору ознакомить президента со взглядами датского ученого.