Немного труднее Рузвельту пришлось с профсоюзами. Хотя они вместе с предпринимателями, находясь под шоком Перл-Харбора, торжественно обещали в Белом доме отказаться от забастовок и выступления против войны, эта клятва не смогла помешать острой забастовочной конфронтации в 1943 году между правительством и горнорабочими, а также железнодорожниками, которая закончилась только благодаря тому, что горнякам была повышена зарплата за счет инфляционной компенсации. Если посмотреть в целом, то Рузвельт проводил и во время второй мировой войны успешную профсоюзную политику. Забастовки уменьшились на одну треть по сравнению с мирным периодом. Рузвельт смог добиться того, чтобы чрезмерно высокие требования по повышению зарплаты не причиняли ущерба его антиинфляционной программе (при повышении цен на 31,7 % зарплата увеличилась на 40,5 %). Так же важно было сотрудничество профсоюзов при мобилизации и распределении рабочей силы. Президент и конгресс, не прибегая к чрезвычайно непопулярным средствам принудительной трудовой повинности, смогли добиться, что в 1944 году на 18,7 миллиона человек больше было занято в производстве, чем в 1939 году. В армию ушли 11 миллионов человек, промышленность поглотила 7,7 миллиона. Из 18,7 миллиона примерно 10 миллионов было приростом к новым силам, 8,7 миллиона были из резерва безработных. Это была война (а не «Новый курс»), которая положила конец двум экономическим бедам тридцатых годов — безработице и неиспользованным производственным мощностям. Стратегия Рузвельта путем активизации общественных групп добиться по возможности более широкого согласия и оказывать, где возможно, содействие добровольным инициативам, была успешно использована и в других областях, например, при сборе старой резины или при продаже облигаций для военного финансирования. В этих кампаниях, инсценированных с большим рвением и с помощью рекламных профессионалов в Медисон-авеню Нью-Йорка, Рузвельт как первый пропагандист нации знал толк. Он подписал лично 1 мая 1941 года первый внутренний заем, так как ранее отклонил закон принудительного займа.
Кроме того, Рузвельт оставался главным арбитром и последней решающей инстанцией в борьбе между штатскими и военными за решающее влияние на военную экономику. Эти дискуссии были такими сильными, что уже во время войны говорили о «вашингтонской битве». Рузвельт сохранял свободу своих решений и последнюю ответственность в том, что оставлял эту борьбу открытой, никогда не выносил решения в пользу одной стороны, а спорящие стороны побуждал к все новым компромиссам — еще один пример его старой техники «разделяй и властвуй».
Важнейшей предпосылкой для успешной истории американской военной экономики во второй мировой войне Рузвельт, правда, считал как данный факт стратегически безопасное географическое положение Соединенных Штатов в Западном полушарии. В связи с этим преобладающая часть американского народа переживала войну иначе, чем, скажем, китайцы, немцы, англичане, французы, японцы, поляки и русские. Реальность порабощения, опустошения и оккупации, воздушных налетов, террора и разрушений, истребления и убийства людей, краха правительств и ликвидации государств американцы ощущали не на себе и не в своей собственной стране. По сравнению с другими народами американская нация в это время не испытывала экономической нужды и лишений. Несмотря на рационализацию военная экономика США была ознаменована полной занятостью, относительной стабильностью цен, растущей покупательной способностью и превосходящими производственными рекордами. Экономическая система и форма правления, политический процесс и «американский путь жизни» остались в целом прежними, если не сказать, что вторая мировая война была для американского общества «отцом» многих дел, со значительным краткосрочным или долгосрочным влиянием на экономическую, социальную и политическую жизнь страны.