Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Наряду с переходом на военную экономику второй важнейшей задачей после Перл-Харбора было укрепление англосаксо-советской коалиции, союза Рузвельта — Черчилля — Сталина, контуры которых стали вырисовываться уже сразу после нападения Гитлера на Советский Союз. С тех пор как Уинстон Черчилль летом 1940 года сменил на посту британского премьер-министра Чемберлена, он стал, открыто и тайно, агитировать за поддержку американцев и, наконец, за вступление США в войну. Материальные поставки и поставки оружия в Великобританию, британо-американские переговоры при штабах и встречи в Атлантике Рузвельта и Черчилля в августе 1941 года относятся к важнейшим этапам на пути к совместному союзу. Результатом этой встречи была Атлантическая хартия, созданная по американской инициативе, которая имела большое значение особенно для Рузвельта. Сообщение в прессе обоих государственных деятелей об общих основах будущего мира «после окончательного разгрома национал-социалистической тирании» должно было укрепить веру в силу сопротивления демократов, доказать американской общественности, что британцы борются за американские идеи, а англичане в период самых больших лишений опираются на американские принципы мира. Образцом для формулировки послужило послание Рузвельта конгрессу в январе 1940 года, в котором он говорил о «четырех свободах», которые имеют значение всюду в мире: свобода голоса и выражения своих мнений, свобода от экономической нужды, религиозная свобода, свобода от страха и военных разрушений. Если быть точными, то принципы Атлантической хартии представляют собой то, что интернационалисты в случае победы держав оси и Японии боялись потерять: неделимую безопасность, неделимую свободу и неделимый мировой рынок. Атлантическая хартия — это отлитая форма основных принципов глобального определения национального интереса США. Право же на самоопределение всех народов и основной принцип, что изменение границ может последовать только в соответствии с волей тех, кого это касается, должны были гарантировать неделимую свободу. Свободный доступ всех наций к мировой торговле и сырью, свобода морей и сотрудничества наций с целью гарантии улучшенных условий труда, экономического подъема и социальной защиты должны были осуществить неделимый рынок. Отказ от силовых приемов, надежные границы, разоружение агрессивных наций, а также «обширная и долгосрочная система общей безопасности» должны сделать безопасность неделимой. Это руководство для будущего представляло собой старые американские идеалы, которые, в сущности, не отличались от идей Вильсона: мир, самоопределение народов, свободная торговля, разоружение. Это классические просветительные идеалы буржуазно-либеральной и торгующей республики, которая должна была служить примером для всего мира. Их обнародование в Атлантической хартии должно было наряду с внешне- и внутриполитической функцией, конечно же, сохранить лояльность американского народа и его готовность к войне, что было важно для Рузвельта. Он хотел также показать, что война, которую вели США вместе с другими союзниками, была войной за лучший мир, а не за территориальные приобретения, репарации и «сферы интересов».

В течение всей войны Рузвельт и Халл пытались достичь соглашения со всеми союзниками по этим основным принципам: до 1943 года, чтобы доказать, что антигитлеровская коалиция имеет общую ценностную базу, с 1944 года, чтобы поручиться за единодушие коалиции вплоть до дня победы, не утратить веру американского народа в будущую систему коллективной безопасности и помешать возвращению в изоляционизм в связи с разочарованием. Конфликт с Советским Союзом и трагедия последних дней Рузвельта начались, когда после конференции в Ялте в феврале 1945 года стало выясняться, что нельзя было иметь одновременно и то, и другое: дружбу с Советским Союзом и применение принципов Атлантической хартии.

Хотя Рузвельт никогда не упускал из вида действительность противоположных интересов, было бы неправильным полагать, что эти идеалы имели для Рузвельта только риторическое или пропагандистское значение. Он верил в эти идеалы, думал, о чем говорил, а иногда мог относительно легко от чего-то отказаться, потому что его непоколебимый прогрессивный американский оптимизм от этого не страдал. Во внешней политике у него было то же самое отношение между целью и средством, как и в реформистской политике «Нового курса». Если правильным было только главное направление, он не стыдился заключать компромиссы, находить окольные пути, не оказывать сопротивления там, где он не мог это устранить.