Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Однако Сталин сохранял сдержанность. Ни успешная высадка в Северной Африке и поражение немецкого корпуса Роммеля, ни битва под Сталинградом, которая в конце 1942 и начале 1943 года стала переломным пунктом войны в Европе, не могли преодолеть недоверие Сталина. Три раза он отклонял предложение Рузвельта о личной встрече Большой тройки, почему Черчилль и Рузвельт встретились снова одни в январе 1943 года в Касабланке для дальнейшего стратегического общего планирования и в последний день представили прессе для публикации во всем мире формулировки «безоговорочной капитуляции» Германии, Италии и Японии, так как будущий мир во всем мире мог быть обеспечен только путем полного уничтожения немецкого, японского и итальянского военного потенциала и господствовавшего в этих странах мировоззрения. Хотя главным адресатом этого заявления были враждебные государства, его авторы сочли нужным еще раз заверить Сталина, что западные державы ни в коем случае не станут заключать с Гитлером никакого договора. Но вопрос второго фронта осложнял по-прежнему отношения между союзниками. Когда Сталин в начале июня 1943 года был информирован о решении англосаксов начать наступление против Италии и сдвинуть срок для пересечения канала на 1944 год, отношения достигли низшей точки за период войны. Окончательно спорный пункт о втором фронте был закреплен документально только во время совместной встречи Большой тройки на начавшейся в ноябре 1943 года конференции в Тегеране, когда запланированное наступление летом 1944 года совпало с наступлением Советской Армии.

* * *

К этому времени Сталин уже мог реагировать спокойнее, так как с осени 1943 года наметилось четкое смещение центра тяжести в коалиции. После того как Сталин в октябре 1943 года в Москве объявил министру иностранных дел Халлу, а в Тегеране Рузвельту, к его облегчению, что Советский Союз после победы над Германией объявит войну Японии, многие крупные стратегические вопросы были решены, в то время как политические проблемы обращения с вражескими государствами после победы и прежде всего вопросы стабильного' послевоенного устройства все время выдвигались на первый план. Рузвельту стало значительно труднее придерживаться политики «отсрочки». Эта смена тем происходила на фоне смещения сил внутри Большой коалиции, потому что благодаря советским военным успехам с чувством собственного достоинства советского руководства росло и уважение западных держав по отношению к нему. Уже в марте 1943 года реальный политик Рузвельт понял, что у него не будет другого выбора, как отказаться от своего безусловного сопротивления территориальным притязаниям Сталина и удовлетворить потребности Советского Союза в безопасности. Чем дальше Красная Армия продвигалась в центр Европы, тем больше был интерес западных держав к проведению своевременных совещаний, чтобы вдруг не оказаться перед свершившимся фактом.

Эта новая политика по отношению к Советскому Союзу была продиктована не только логикой силы, а и твердым намерением Рузвельта поддерживать сотрудничество с этой страной для установления послевоенного порядка, добиться победы не только в войне, но и в завоевании мира. Не позднее чем с 1943 года Рузвельту стало ясно, что без политического согласия внутри Большой тройки, а если причислить сюда еще и Китай как потенциальную великую державу и фактор порядка в Азии, то внутри Большой четверки, будущая система коллективной безопасности была бы обречена на провал. Поэтому восточноевропейская и германская политика Рузвельта стала в значительной степени функцией его русской политики. Согласие с продвижением Советского Союза и Польши на Запад, а также со Сталинским требованием о создании «дружественным Советам правительств» в Восточной и Южной Европе, с демилитаризацией и расчленением Германии и даже его временное согласие с планами деиндустриализации (план Маргента) должны были доказать Сталину, что Рузвельт полностью разделяет советские требования в вопросе безопасности.