Франклин Рузвельт

Но вскоре он вспомнил об упрямом генерале и счел, что именно такие люди должны вдохнуть в армию новые силы. Маршалл был назначен помощником начальника военного планирования штаба армии, через год стал исполняющим обязанности начальника штаба, а вдень начала Второй мировой войны был утвержден в этой должности. Он довольно круто изменил свой характер и привычки — стал сдержанно-любезным, спокойным, строгим. Пожалуй, единственная черта, которую он сохранил от прошлого, — это решимость отстаивать свое мнение перед всеми, включая президента. Он обычно даже не реагировал на шутки Рузвельта, оставаясь хмурым.

Дж. Маршалл сыграл выдающуюся роль и в войне в качестве одного из самых талантливых американских военных руководителей, и в послевоенные годы в должности государственного секретаря, особенно при создании и реализации выдвинутого им плана восстановления послевоенной Европы, получившего название «план Маршалла».

Влияние государств с тоталитарными системами — Германии и Италии — постепенно усиливалось. Западные демократические страны стремились не дать ни малейшего повода к войне. Так зарождалась и развивалась политика умиротворения агрессоров, которая фактически поощряла их действия. Рузвельт, сознавая опасность, исходившую от Гитлера и его приспешников, но считаясь с этими реалиями, точно так же как с антивоенными убеждениями подавляющего большинства американцев, вынужден был вести себя крайне осторожно.

В марте 1937 года мэр Нью-Йорка Фиорелло Ла Гуардиа выступил с резким заявлением — предложил на предстоящей Всемирной выставке организовать комнату ужасов, в которой были бы представлены фанатики в коричневой форме, стремящиеся вовлечь мир в войну. На мэра обрушилась германская пресса, обзывая его «еврейско-коммунистическим поджигателем войны». Госсекретарь Халл послал германскому посольству формальное извинение. На состоявшемся вслед за этим заседании правительства Рузвельт спросил Халла: «А что бы вы сказали, если бы я заявил о полном согласии с Ла Гуардиа?» Госсекретарь, уйдя о прямого ответа, заметил, что лучше всего вообще игнорировать заявления германской прессы^{407}.

Последовало дальнейшее развертывание агрессивного курса нацистской Германии: вслед за введением всеобщей воинской повинности, созданием военной авиации (1935) и вторжением германских войск в демилитаризованную Рейнскую область (1936) пришел черед прямого захвата соседних европейских стран. В марте 1938 года Германия объявила «аншлюс» (присоединение) Австрии. Это была первая европейская страна, прекратившая существование в результате гитлеровской агрессии.

Осенью того же года произошел захват Судетской области Чехословакии. На этот раз территориальная экспансия была осуществлена с согласия лидеров западных держав — премьер-министров Франции и Великобритании Эдуарда Даладье и Невилла Чемберлена. Убаюканные уверениями Гитлера в том, что у него больше нет территориальных притязаний, они 29 —30 сентября 1938 года подписали с Италией и Германией соглашение, по которому Чехословакия передавала последней стратегически важную область на том основании, что значительную часть ее населения составляют немцы. Это стало началом расчленения страны. Через полгода, в марте 1939 года, она перестала существовать.

Во время Судетского кризиса Рузвельт безоговорочно поддерживал Чехословакию. Он направил письмо Гитлеру, в котором высказал свое резко отрицательное отношение к разделу страны. Гарольд Икес писал, что это, по мнению президента, «совершенно бесчестное дело» и что сам Рузвельт «стремится никак не связывать себя и свою страну с действиями руководителей Франции и Великобритании, пошедшими на все требования нацистского фюрера»^{408}.

В течение почти трех лет шла гражданская война в Испании, начавшаяся летом 1936 года в результате мятежа военно-консервативных сил во главе с генералом Франсиско Франко. В то время как западноевропейские державы проводили политику невмешательства в испанские дела, а советские власти пытались насадить в стране свою агентуру, чтобы позднее превратить ее в сателлита СССР, перед президентом США остро стоял вопрос, следует ли помогать мадридскому правительству.

Рузвельт понимал, что победа Франко означала бы расширение сферы влияния Гитлера и Муссолини, а следовательно, в некоторой степени усиление опасности развязывания новой мировой войны. Но изоляционистские идеи в стране преобладали, и в год президентских выборов с ними нельзя было не считаться. О настроениях Рузвельта свидетельствовало его письмо послу в Германии Додду: «Кажется, всё опять разрушается в вашей части земли. Все эксперты здесь, там и где угодно утверждают: “Войны не будет”. То же самое они говорили в июле 1914 года, когда я работал в военно-морском министерстве. В те дни я верил экспертам. Сегодня я должен держать язык за зубами. Это не значит, что я стал циником, но как президент я должен быть готовым ко всему, подобно пожарной команде»^{409}.