Выше уже шла речь о двойственном отношении президента к этой сложной проблеме, в частности о размерах квоты на прием еврейских беженцев. Но тогда вопрос казался Рузвельту абстрактным, теперь же он оборачивался практической стороной, касающейся жизни и смерти даже не тысяч, а миллионов конкретных людей.
Президент, стремившийся продемонстрировать, что он чутко прислушивается к «гласу народа», по существу, пошел на поводу у деятелей, подобных Б. Лонгу, которые не только требовали от американских дипломатических служб за рубежом точного соблюдения формальностей, в частности в отношении квоты, но и сознательно затягивали решение вопроса о выдаче виз, действуя по принципу, известному еще древним римлянам: «Спеши медленно».
Британские и американские секретные службы доносили главам своих правительств, что в оккупированных странах Европы началось массовое уничтожение еврейского населения. Черчилль в августе 1941 года заявил, что германские войска в буквальном смысле слова уничтожают сотни тысяч людей: «Мы присутствуем при таком преступлении, которому нет даже названия». Однако задачи спасения конкретных людей отступали перед глобальными военно-политическими проблемами.
Летом 1942 года бывший польский дипломат Ян Карский, нелегально побывавший в Варшаве, собственными глазами видел, как постепенно, но неуклонно уничтожаются узники гетто. Оказавшись в США, он в июле 1943 года рассказал об этом Рузвельту, но услышал в ответ: «Дайте нам выиграть войну, и мы накажем всех виновных»{518}
.Рузвельт не предпринял никаких действий, чтобы путем расширения квоты дать убежище в США основной массе жертв нацизма. Правда, по его распоряжению был составлен список наиболее известных интеллектуалов и политических деятелей, включавший 567 фамилий. Но Госдепартамент, фактически саботируя указание президента, сократил список до сорока человек, которым и были предоставлены визы. А перевод Рузвельтом по просьбе кого-то из близких 240 долларов, чтобы покрыть расходы на перевоз в США детей одной-единственной семьи Клейн{519}
, в то время как миллионы женщин и детей были обречены на гибель в оккупированной Европе, и вовсе выглядел издевательством над несчастными.Остались без последствий сделанные по поручению Рузвельта отзывы экспертов о возможности размещения беженцев на принадлежавших США Виргинских островах, а также в Британской Гвиане. В конце концов президент пришел к выводу, что «не может сделать ничего, что причинило бы вред будущему нынешних американских граждан», имея в виду, что значительно более образованные беженцы будут претендовать на рабочие места{520}
.Несколько лет назад, уже после выхода в серии «Жизнь замечательных людей» биографии Л. Д. Троцкого, автором которой я являюсь, мне удалось обнаружить документы, свидетельствующие о том, что после убийства Троцкого в Мехико в августе 1940 года его вдова просила американские власти о предоставлении убежища ей и пятнадцатилетнему внуку Троцкого Севе Волкову. С личным письмом по этому поводу к Рузвельту обратился находившийся в США немецкий писатель Эмиль Людвиг, который незадолго перед этим выпустил комплиментарную книгу об американском президенте{521}
. Людвиг сообщал, что вдова Троцкого находится под постоянной угрозой покушения на нее со стороны как правых экстремистов, так и сталинских агентов, что она не принадлежит ни к какой партии и собирается в США заниматься архивом мужа, незадолго до его гибели проданным Гарвардскому университету.Одиннадцатого февраля 1941 года Рузвельт отделался ничего не значившим вежливым письмом, по существу отказом: «Я не сомневаюсь, что миссис Троцкая полностью стоит вне политики (как раз это было неверно — Н. И. Седова была активной участницей так называемого IV Интернационала, основанного на идеях Троцкого.
В самый канун нападения Германии на СССР, 21 июня 1941 года, в Белом доме произошло печальное событие — у Маргарет Лихэнд, работавшей с Рузвельтом с 1921 года, произошло кровоизлияние в мозг.