Читаем Франко полностью

Здесь, в доме вдовы Казакевич, у ее сына постоянно собирался рабочий кружок. Тайком читали запрещенные книжки, социалистические брошюры, которые доставал молодой Казакевич.

Однажды Казакевич днем предупредил Василия Коцко:

— Василий, ты умеешь держать язык за зубами?.. Я тебе сейчас что-то скажу, но поклянись, что никому и нигде не разболтаешь.

— Ну, знаешь ли... — обиделся Василий и ударил себя кулаком в грудь. — Пускай я издохну на этом самом месте, если что-нибудь скажу. Ей-богу!

— Верю. Знаешь, приходи .сегодня вечером ко мне, — шепотом сказал Казакевич, — я пригласил еще нескольких человек из нашего кружка. К нам придет один гость — писатель Иван Франко.

— Что ты говоришь? Франко?..

Книги Франко читались нарасхват. Молодежь хорошо знала, что Франко за социалистическую деятельность сидел уже несколько раз в тюрьме, состоял под судом...

Сообщение так взволновало Василия, что он в этот день не был способен ни к какой работе и только с нетерпением ждал вечера.

«Мы все думали о нем (Франко) как о бесстрашном революционере, о котором следует говорить только с почтением, — вспоминал Коцко. — И вот я, пятнадцатилетний мальчишка, имею возможность собственными глазами увидеть этого писателя!..

В сумерках я побежал к Казакевичу. В комнате уже сидело челозек пять из нашего кружка, и каждый из них, можно было сразу заметить, прямо дрожал от необыкновенной таинственности этого вечера. Все ждали гостя. Хоть я и знал, что Франко— крестьянский сын из Нагуевичей, однако мне почему-то казалось, что увижу его таким, как большинство тех крестьянских сыновей, которые «вышли в господа»: то есть элегантным, надушенным барином в черном костюме, с тростью и золотой цепочкой на груди, с блестящими перстнями на пальцах. Кроме того, этот господин будет так важен, что мы от робости проглотим собственные языки...»

Василий предусмотрительно забился в самый дальний угол старого дивана, подальше от стола с большим резным креслом, предназначенным для Франко. Все остальные тоже пристроились по углам...

Наконец вошел писатель — простой скромный человек в сереньком костюме и старенькой шляпе, которую он небрежно бросил на шкаф. Он громко сказал:

— Добрый вечер, братья!

И слова его прозвучали так дружески и искренне, что вся «таинственность» собрания, вся робость перед знаменитым писателем мгновенно рассеялись.

— Ну что вы, хлопцы, встали все, как свечи в церкви? — пошутил Франко, здороваясь за руку с каждым. — Давайте садитесь, и будем говорить.

Теперь все окружили его, он стал расспрашивать, сколько в кружке человек, что читают, хорошо ли понимают прочитанные книги и что еще хотели бы интересное почитать.

Потом он говорил об ужасной темноте и нищете народа, о господах и всяких пиявках, сосущих народную кровь и в деревнях и в городах.

— Учитесь, ребята, — все время повторял Франко, — читайте побольше, потому что не хватает у нас культурных и разумных людей! Нужно засучить рукава, нести в наш темный народ светлое слово правды, учить народ бороться за лучшую долю. А иначе мы останемся рабами, да так и погибнем на службе у господ...»

Василий вспоминает: «Он говорил это с таким вдохновением, что слова его западали нам в самые души и воодушевляли к делу...»

В мае того же года Франко был вместе с женой в Нагуевичах. К ним приехал Осип Маковей, и они с Франко отправились через Стрый, Лавочное к Бе-скидам пешком. Потом, пройдя через несколько деревень, зашли в горное село Карлсдорф к знакомому учителю Антону Березинскому, женатому на простой крестьянке.

Погода стояла чудесная. На горных пастбищах— «полонинах» — было прохладно, и деревья только распускались, тогда как в долинах уже все было покрыто яркой зеленью. Величаво высились Марма-рошские горы, вершины их сверкали ослепительно белым снегом, а склоны были покрыты еще не тронутыми рукой человека лесами...

«Впечатлений масса», — заметил в своем дневнике Маковей.

О следующей поездке, в конце июля, он пишет: «Выехали мы (из Львова) 21 июля в 4 часа дня в Перемышль, а оттуда через Хиров в Устрики. Там нас уже поджидала телега отца Кузова, на которой мы, посреди дождя и грязи промучившись часов десять, добрались около полуночи через Лютовиско в Дедово.

Нас ехало пять человек: Наталия Викторовна и Мария Викторовна Дегены и их брат, Сергей Викторович Деген, кандидат славянской филологии. Эти русские приехали из Киева, чтобы посмотреть Галичину, горы и чтобы познакомиться с нами...

Дни стояли различные: и погожие и дождливые, с ветром и без ветра. Воздух — настоящая прелесть, прямо распирает грудь. Я осмотрел почти все горы вокруг Дедова (чудесная местность: Мучное, Киче-ра, полонина наверху за церковью и проч.), дважды купался в Сане, прочитал кое-что из Глеба Успенского...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное