Франкогаллия

Не стоит нам пренебрегать тем, что рассказывает один из наших писателей, который известен под именем Наблюдателя²³, в разделе своего труда, посвященном празднествам. В то время (то есть около 1270 года) важнейшие дела и споры обычно рассматривались на общественном совете (который, как мы уже упоминали, и назывался парламентом). Решение вопросов там осуществлялось в соответствии с законом, [принятым] во многих областях королевства. Согласно обычаю заседания проводились даже в праздничные дни для того, чтобы удовлетворить тех, кто прибыл издалека. И, возможно, писал Наблюдатель, и для того, чтобы изменить судебные обычаи французских королей, вершивших правосудие раз в год, когда парламенты собираются на сессии, чтобы все те, кто прибыл из отдаленных мест, все же сумели бы добиться того, чтобы их дела рассматривались поскорее». Однако с течением времени из-за искусства сутяжничества, которое беспрепятственно распространялось, подобно гангрене, стало вполне обычным делом изучение юриспруденции в течение долгих лет равно как стало и более распространенным и обучение юриспруденции.

Мне хочется предложить [читателю] выдержку из ордонанса Филиппа IV, прозванного Красивым, от 1302 года: «Для большего удобства наших подданных и скорейшего рассмотрения судебных дел, мы постановляем и повелеваем, чтобы в Париже проводилось два парламентских суда и два в Руане и чтобы продолжительность времени [заседания] суда была увеличена вдвое ежегодно, а если население области согласится, то парламент Тулузы будет проводиться так, как это делалось прежде. Далее, в связи с тем, что множество важных дел между великими и знатными людьми также ведутся в нашем парламенте, мы желаем и повелеваем, чтобы два прелата и два других значительных лица из нашего совета (мирянина) или же, в крайнем случае, один прелат и один мирянин, постоянно присутствовали в наших парламентах, чтобы они заслушивали эти дела и выносили решение по ним». Мы можем благодаря этой выдержке сделать вывод о том, что, во-первых, как редко в те времена проводились судебные сессии, и, во-вторых, как мало судей заседало в этом парламенте. О продолжительности деятельности других провинциальных парламентов и бальяжей можно судить по указу того же Филиппа Красивого от того же 1302 года в той же самой книге, где говорилось: «Мы добавляем к сказанному [следующее]: наши сенешалы и бальи обязаны проводить свои судебные заседания без промедления по всем сенешальствам и бальяжам по крайней мере раз в два месяца»²⁴.

Более того, в уже приведенном нами выше отрывке Бюде отметил, что в 1293 году король Филипп Красивый постановил, что в парламентах должны заседать три рода лиц — прелаты, бароны и духовенство вперемежку с мирянами, поскольку, как говорит Бюде. Светские лица избираются частично от рыцарей, а частично от обыкновенных людей, не наделенных привилегиями». Он приказал также, чтобы прелаты и бароны порекомендовали лиц из третьего сословия, которые им показались бы подходящими для того, чтобы вершить правосудие и чтобы в то же время они избирали трех человек для того, чтобы направить их в провинции, дабы те осуществляли писаные законы и вершили правосудие. В случае же, если им придется столкнуться с каким-нибудь тяжким уголовным делом, то они должны брать с собой людей, хорошо сведущих в праве, чтобы те могли дать совет. Здесь Бюде описывает нам практику своего времени, то есть царство судейских и в то же время он отмечает отвратительные судебные привычки этих крючкотворов, настоящих коршунов своего времени, облеченных властью судей (заимствуя здесь мысль Апулея²⁵). Приводя строчку из Ювенала²⁶, он буквально кричит: ««было время, когда первобытные люди жили только согласно обычаю», как сказал поэт; и продолжая мысль поэта, он добавляет: мне хочется заметить, что в те древние времена, когда это королевство процветало (что не вызывает сомнений хотя бы уже потому, что тогда чеканили монету из чистого золота), существовал простой и легкий способ вершить правосудие, а сами судебные тяжбы были очень редки и непродолжительны, а не становились, как теперь, бесконечными, когда они ведутся вплоть до смерти людей. Эти канальи, толкователи законов еще не вторглись в общество, и не считалось, что знание законов простирается до бесконечности. Скорее все полагали, что честность и справедливость, и судия, наделенный благоразумием, бескорыстием и беспристрастием, стоили больше шестисот томов, [посвященных] праву. Теперь не найдешь ни единого человека, который бы не разглядел, какой оборот приняло дело, но каждый красноречив и своим молчанием»²⁷. Так говорил Бюде, без сомнения, самый горький и авторитетный противник мастерства крючкотворства.