Франкский демон

Клинок просвистел в воздухе, а юноша во все глаза уставился на баранью ногу, которую всё ещё держал в руке, хотя, увлечённый разговорами взрослых, давно забыл о еде. Сабля Дауда точно бритва срезала кость всего в двух вершках от пальцев наследника Горной Аравии.

— Вот это да! — только и промолвил тот и обратился к Ренольду: — А вы, государь, могли бы так?

Тот пожал плечами, а потом протянул пасынку валявшуюся у ног обглоданную кость.

— Подержишь? — предложил он, кладя руку на эфес меча.

— А-а-а... — пролепетал Онфрэ и часто-часто заморгал, и все захохотали.

Князь усмехнулся и бросил кость за спину.

— Ещё вина, сир Онфруа? — с наигранной почтительностью спросил Караколь, склоняясь над наследником и дыша тому в затылок запахом чеснока.

— Нет... то есть... да... то есть... — пролепетал озадаченный юноша и вдруг закричал: — Ай! Ой! Что это?! Что это?! — Он вскочил и запрыгал, точно укушенный, изгибаясь всем телом и размахивая руками в тщетных попытках дотянуться до середины спины. — Что там? Что туда попало?!

— Чёрний смэрть, — нарочно с любимым немецким акцентом проговорил Караколь. — Стрящний болёщой жюк кусать малэнький Фрэ за жёпа.

— Помогите!!!

Никто не откликнулся на призыв юноши, но вовсе не по причине особенной чёрствости, а просто потому, что ни один из сидевших у костра рыцарей не мог прийти в себя от смеха. Некоторые попадали на землю и, катаясь по ней, хохотали до колик. Громче всех заливался шейх Дауд, он то и дело откидыпился назад, задирая подбородок и хватаясь за живот, при этом длинный клин его бороды трясся, как язык ящерицы.

Единственным человеком, кое-как сумевшим справиться с собой, оказался господин несчастного юноши. Жослен вскочил и довольно чувствительно стукнул кулаком по покрытой кольчугой спине Онфрэ.

— Здесь?

— Ниже!!!

— Здесь?

— Левее!!! Он отполз!

— Здесь?

— Да! — Впрочем, Храмовник и сам понял, что попал. Несмотря на всеобщее «лошадиное ржание» у костра, всё же треск лопнувшего тела большого жука был слышен довольно отчётливо.

Никем не останавливаемый Караколь продолжал паясничать:

— О бэдний жюк! Насталь его смердь! Он паль как геройский сольдат в неравний схватка с храбрий рытцар Жосцелин. Бэ-э-эдний жюк! Жена будэт плакат над ним! А ведь он не быть опасний, просто жьирный, как откормленный баран...

— Заткнись, — негромко бросил князь, и оруженосец вмиг умолк.

Рыцари тоже мало-помалу угомонились, но ещё долго кого-нибудь из них неожиданно охватывал приступ беззвучного смеха.

— Отправляйся-ка ты спать, малыш, — проговорил Ренольд, когда веселье закончилось и пасынок немного успокоился. Князь перевёл взгляд на Жослена. — Уложите вашего оруженосца, шевалье. Я не хочу, чтобы он завтра уснул в седле.

Юноша насупился, но приказ исполнил. Оба они поднялись и отошли в сторонку.

— Может, немного прогуляемся, мессир? — с надеждой спросил Онфрэ Жослена. — Мне совсем не хочется спать.

Храмовник кивнул:

— Хорошо.

— Батюшка рассердился на меня? — спросил юноша, когда они отошли уже достаточно далеко от стоянки и, поднявшись на пригорок, остановились, окидывая взглядом лагерь паломников. — Я невежливо повёл себя? Но ведь он может так, как шейх Дауд?

— Даже лучше, — ответил рыцарь. — Видел бы ты нашего сеньора при Монжисаре! Турки бежали от одного его вида. Но он всё равно нагонял некоторых из них, а одного, которому вздумалось сопротивляться, развалил наполы, прямо от плеча до седла! — Он выразительно провёл рукой по своей груди. — Я сам видел, как тот распался на две половинки! В какой-то миг и не понял, что произошло: сеньор взмахнул мечом, а язычник сидит как ни в чём не бывало. Потом лошадь под ним шевельнулась, и он брык... одна часть — в одну сторону, вторая — в другую. А господин даже и не взглянул, дальше поскакал.

— Я много слышал про ту битву, — с некоторой завистью признался Онфрэ. — Все говорят про то, как наши из Ультржурдена там отличились. Вам повезло, вы-то там были, а я...

Жослен пожал плечами. Его и наследника Заиорданской сеньории разделяли всего каких-нибудь пять лет, но сын Этьении де Мийи был ещё мальчишкой, а его рыцарь — взрослым человеком, побывавшим к тому же во многих битвах и стычках с врагом и даже в плену у неверных. Между тем скоро статусу юноши предстояло претерпеть серьёзные изменения. Так или иначе роль оруженосца Онфрэ играл в последний раз в жизни. Он — наследник Петры, возможно, когда-то наступит день, и Жослен назовёт сегодняшнего своего слугу сеньором, принесёт ему омаж и, обращаясь к нему, будет говорить: «государь». Больше того, чего доброго, в один прекрасный день Онфруа де Торон станет королём Иерусалимским, как-никак он помолвлен с сестрой теперешнего монарха.

Подумав об этом, Храмовник сказал:

— Скоро тебе приносить омаж. Станешь рыцарем и будешь сражаться в битвах.

— Я так волнуюсь...

— Из-за завтрашнего дела? — поинтересовался Жослен, спускаясь с холма и неторопливо шагая по направлению к огням. — Это ерунда.

— Да нет... А вы, мессир, вы ведь не так давно приносили присягу. Что вы чувствовали?