Ближе к полудню пришли известия о том, что несметное войско сарацин, проследовав мимо Тивериады и миновав деревню, называвшуюся на благородном языке франков Марескаллия, а на варварском наречии язычников Лубия, или Любих, направляется к Крессону. Несмотря на то что, как доносили, отряд мусульман насчитывал явно значительно больше семисот всадников, главы орденов, располагавшие немногим более чем полутора сотнями рыцарской конницы, решили всё же двинуться навстречу неприятелю. Для начала они собрали на площади толпу жителей Назарета, и гранмэтр Храма обратился к ним с речью.
— Граждане Назарета, города, где жил Спаситель, — начал он и, сделав паузу, чтобы выслушать возгласы одобрения, продолжал: — Нечестивые агаряне дерзнули вторгнуться в пределы Галилеи, копыта их лошадей поганят земли, по которым ступала нога Господа нашего Иисуса Христа.
Послышалось сразу несколько голосов:
— Язычники! Неверные псы! Доколе нам терпеть издевательства богомерзких сынов Агари?!
— Успокойтесь, жители Назарета! — вволю насладившись проявлениями народного гнева, продолжал Жерар. — Войско, которое вы видите, не случайно собралось тут. Мы выступаем на север, чтобы встретить неверных, разгромить их и отомстить за злодеяния, которые они причинили христианам. Советую вам не сидеть сложа руки, а идти следом за нами. Я не призываю вас сражаться, у нас довольно мужей, годных для битвы. Однако мне не хотелось бы, чтобы имущество врагов, которое мы не сможем унести с собой, растащили гиены и шакалы. Собирайте же мешки и торока, у кого, что есть, кладите их на спины мулов и ослов и отправляйтесь за войском, что добудете вы — будет вашим, и ничьим больше!
Толпе речь оратора пришлась по душе:
— Да здравствует Господь! Слава храмовникам! Да благословит Всевышний великого магистра Храма за его щедрость! Да здравствуют христианские воины, которые, не щадя себя, бьются за братию свою!
Триумф его немного подпортил какой-то сомневающийся.
— А не мало ли вас, доблестные рыцари? — спросил он, очень удачно воспользовавшись моментом, когда шум немного поутих. — Говорят, язычников десятки тысяч?
— Что ж с того? — не смутился Жерар. — Кем выглядел Давид рядом с Голиафом? Однако гигант был повержен, и филистимляне бежали! Спешите же за нами, и вы увидите то же самое! Господь сотворит чудо, как делал Он многажды, заставляя уверовать даже Фому Неверующего! К чему слова? Ступайте и смотрите!
Сказав это, он почёл своё выступление законченным. Затрубили рога, марешаль Жак и братья-десятники бросились раздавать команды, и вот всё войско храбрецов тронулось в путь, провожаемое восторженными возгласами горожан Некоторые из них поспешили откликнуться на призыв магистра Храма и, захватив из дома побольше вместительных мешков, последовали за рыцарями.
Жослен, прозванный Храмовником, вновь загостился в Акре. Он считал себя вправе насладиться небольшим отдыхом, которого, как искренне полагал, вполне заслуживал после столь блестящим образом исполненной службы гонца. Тем ранним августовским утром, когда посланник дамы Агнессы прибыл в столицу Горной Аравии, он, едва придя в себя, вновь сел в седло, не пожелав остаться в стороне и пропустить заварушку, как назвал князь события, последовавшие сразу за смертью короля Бальдуэнета.
Спустя некоторое время после возвращения в Керак, уже после удачного набега на сарацинский караван, Ренольд решил отметить верного слугу и оказал ему большую честь, предложив жениться на только что осиротевшей тринадцатилетней дочери одного из вассалов, державшего замок Ормоз, расположенный на полпути между Монреалем и древней Петрой. Услышав отказ Жослена, сеньор очень удивился и спросил: «Тебе не нравится крепость? Слишком мала? Сгоняй рабов, надстраивай башни и стены, расширяй пределы. Денег на обзаведение дам. Увижу, что тратишь на дело, ещё пожалую. Ну так как?» — «Спаси вас Бог, государь. Не хочу я жениться». — «Но когда-то же надо? Тебе уже двадцать пять. Пора. Может, тебе не по душе юная Сесиль? Она и верно худовата, но у неё ещё все впереди. Ей всего-то тринадцать. Дозреет, расцветёт. Какие её годы?»