Франкский демон

Самозваный правитель Египта и Сирии пошёл было на попятную, предложив сдать ас-Салиху Хаму и Хомс, видимо надеясь таким образом поссорить Алеппо и Мосул. Гюмюштекин от имени своего господина ответил отказом.

Когда дипломатический ход не удался, Салах ед-Дин двинул войска на противника и, не дав его силам соединиться, ударил на армию Изз ед-Дина. Битва произошла на равнине посреди гор севернее Хамы. Победа Салах ед-Дина была полной, армия Мосула перестала существовать, изрубленная в куски египетскими ветеранами. Гюмюштекин, узнав о несчастье, почёл за благо, не принимая боя, удалиться под защиту стен Алеппо.

К маю 1175 года достижения самозваного султана Египта и Сирии получили одобрение верховного духовного владыки всех правоверных, халифа Багдада. Он подтвердил титул Салах ед-Дина и прислал ему подобающее облачение, а также необходимые аксессуары. Не то, чтобы халиф пришёл в восторг от войны мусульман с мусульманами, просто Алеппо и в особенности Мосул находились территориально ближе и то, что они, потерпев поражение, поджали хвосты, по всей видимости, вполне устраивало Багдад.

За всеми этими событиями властям Алеппо скоро стало как-то не до сбежавших из донжона пленников. Нельзя сказать, чтобы их никто не искал, просто всё имеет предел, и поиски, не увенчавшись успехом, прекратились. Тем не менее пленники, как бы ни хотелось им поскорее оказаться в безопасности, не рисковали покидать белую столицу атабеков — в такие времена неизвестно, что хуже, сидеть в городе, где тебя, можно сказать, уже и не ищут или рыскать по враждебной и кишащей вооружёнными людьми территории. К тому же, если бы даже им и удалось целыми и невредимыми добраться до ближайших из подвластных латинянам земель, это само по себе ещё не гарантировало благополучного исхода предприятия: Ренольд едва ли рискнул бы без солидного эскорта проезжать через владения бывшего пасынка — кто знает, что взбредёт на ум Боэмунду Заике?

Хасан, ещё один новый слуга пока безземельного и не обладавшего реальной властью сеньора, оказался полезен не только тем, что беспрепятственно провёл бывших подопечных мимо постов, он так же нашёл им временное пристанище, где все четверо провели несколько дней прежде, чем Абдаллах присмотрел им новое убежище, в котором бывшие узники донжона получили не только стол и кров, но и возможность недурно проводить время.

Дело в том, что хозяйкой гостеприимного дома оказалась молодая и красивая жена богатого купца-ромея, имевшего в Алеппо дом и лавку, но в данный момент времени весьма кстати уже больше двух лет находившегося в отъезде. Ксения хотя и носила типичное для гречанки имя, сама была наполовину итальянкой, наполовину француженкой и от роду звалась Кристиной. Мать её появилась на свет и выросла в Лонгивардии, а отец в Нормандии. Своё в ту пору единственное дитя они ещё маленькой девочкой привезли в Антиохию, где обитало немало норманнов. Там девушку, уже тринадцатилетней, и приглядел старик купец.

Теперь ей исполнилось восемнадцать, но по причине разъездов супруга Кристина-Ксения всё ещё никак не могла обзавестись потомством. Впрочем, у купца оно уже имелось, так что факт временного бесплодия супруги, скорее всего, не слишком заботил его; вероятно, он смотрел жену, как на очередную дорогую и красивую вещицу, нечто среднее между вазой с золотыми динарами и расшитым драгоценными камнями шёлковым халатом. Что ж поделать, продолжая сравнение, скажем — в отсутствие хозяина его обнову носили гости.

Женщине этой врачеватель и звездочёт когда-то составил гороскоп, пообещав жизнь, полную самых разнообразных приключений. Время шло, но ничего не происходило, однако Абдаллах, которого она звала Рахимом, умолял прекрасную госпожу, так обращался к Кристине колдун (теперь таковым лекаря безоговорочно считали оба франка), ещё немного подождать.

Надо полагать, час настал. Распахнув двери своего жилища перед сбежавшими из донжона пленниками, Кристина сама не заметила, как приключения, которых она так долго ждала, начались. Взрослый сын от первого брака купца заправлял в лавке, он догадывался о том, кем на деле являются странники, поедающие отцовский хлеб, но, имея, по-видимому, какие-то свои далеко идущие планы, предпочитал ничего не замечать. Впрочем, он «не замечал» очень многого. Например, в упор не видел ражего светловолосого детину по имени Иоанн, тоже, разумеется, бедного странника. Поговорив с Иоанном, излечавшимся в доме христолюбивой и любвеобильной купчихи от какой-то язвы, которая у него то ли уже прошла, то ли и вовсе отсутствовала, Ренольд узнал, что родился парень приблизительно в те времена, когда сам он геройствовал под Араймой, а последние пилигримы бесславного Второго похода грузились на корабли, отправляясь восвояси.

А вот что касалось мест, из которых происходил «болящий», то о существовании такой земли ни князь, ни его юный оруженосец никогда и слыхом не слыхивали.