Миранда 30 октября 1792 г. вновь пишет С. Р. Воронцову, на этот раз из Валансьена:
«Генерал-лейтенант Миранда кланяется господину графу Воронцову и просит соблаговолить передать г-ну Тэрнбуллу или подателю сего, его верному слуге Андре Фре-бергу14, небольшую шкатулку, содержащую бумаги, что г-н граф согласился взять к себе на время отсутствия г-на М[иранды], и вместе с тем горячо благодарит за беспокойство, которое это могло ему доставить, и доброту, которую он проявил, сохранив ее в полной безопасности».
В архиве С. Р. Воронцова сохранился следующий черновик письма вельможи Тэрнбуллу: «Граф В., свидетельствуя свое почтение г-ну Т., крайне сожалеет, что, не находясь в Лондоне, когда г. Т. оказал ему честь, явившись для передачи письма г. Миранды. Это письмо причинило ему большое огорчение, так как оно поставило его в известность о достойной сожаления роли, которую взял на себя его автор... Граф В. верит в благородные чувства г. Миранды, но видит в нем человека, впавшего в заблуждение вследствие рокового стечения обстоятельств; хотя он не отказывает ему в уважении, но вынужден прекратить переписку с ним. Будучи послом государыни, которая во всеуслышание высказалась против совершающихся во Франции мерзостей, нельзя переписываться с человеком, который принял участие в деле, справедливо вызывающем ее негодование» 15.
Екатерина и ее окружение одобрили поведение Воронцова. В. П. Кочубей, работавший одно время в российской дипломатической миссии в Лондоне и знавший Миранду, писал Воронцову из Петербурга: «С невыразимым огорчением я узнал... об экстравагантской роли, которую собирается избрать для себя Миранда. Я никогда не думал, что подобный человек способен играть такую нелепую роль. Все одобрили Ваше поведение по отношению к нему. Императрица была возмущена таким поступком человека, который давно уже сгинул бы в тюрьмах святой инквизиции, если бы не ее заступничество» 16.
Но Миранду, пересекшего Ла-Манш и прибывшего в революционную Францию, уже не интересовало, что о нем подумает Питт или Екатерина. Он шел навстречу революции, которая требовала разрыва со старым миром. Париж стоит мессы, сказал некогда Генрих IV. Ну что ж, революция стоит дружбы Питта и Екатерины II!
Генерал Французской революции
Миранда приехал в Париж 23 марта 1792 г.1 Он остановился в гостинице «Де Экю», но вскоре поселился в доме богатого фабриканта сукна Тиссо, расположенном в аристократическом районе Пале^Рояль. К Тиссо у него было рекомендательное письмо из Лондона. Такие же письма он привез знаменитому астроному, бывшему председателю Национальной ассамблеи Байлли, Петтиоиу, мэру Парижа, депутату Законодательного собрания Бриссо и другим влиятельным лицам революционной Франции. Эти верительные грамоты, а также соответствующие рекомендации, поступившие от Талейрана из Лондона, подобно магической палочке открыли Миранде доступ в дома виднейших политических деятелей революционного Парижа.
Не прошло и месяца после его прибытия в Париж, как он стал желанным гостем в салоне супруги министра внутренних дел мадам Ролан, где собирались жирондистские вожди и где часто бывал министр иностранных дел генерал Дюмурье.
Миранда посещает музеи, библиотеки и школы, знакомится с работой парижской мэрии, осматривает тюрьму, встречается с писателями, художниками, артистами. Среди его новых друзей мы встречаем имена знаменитого скульптора Гудона, артиста Тальмы, математика и философа Кондорсе, писателя Кабаниса.
Миранда частый гость в революционных клубах, с вожаками которых он быстро устанавливает дружеские связи. Этот креол, неутомимо проповедующий освобождение колоний, говорящий вполне сносно на французском языке, тонкий знаток классической литературы и искусства, явно пришелся ко двору в революционном Париже.
А тем временем революционная борьба во Франции вступала в новую фазу. В марте 1792 г. в правительство были введены представители жирондистов, за спиной которых стояла состоятельная сельская и городская буржуазия. Жирондисты, хотя и высказывались за установление республики и обуздание контрреволюционной аристокра-
Ф. де МирандаПортрет неизвестного художника |
тии, проявляли нерешительность и непоследовательность. Они боялись народных масс, пытались тормозить развитие революции вглубь, чего требовали якобинцы.