Франсиско Франко и его время

Очевидцы событий, а вслед за ними и многие исследователи утверждали, что вплоть до осени 1942 г. внутреннее положение в стране занимало Франко гораздо больше, чем международные дела. По словам Хейса, «весна и лето 1942 г. были временем настоящей эпидемии студенческих бунтов, скандалов и уличных волнений, так что испанские тюрьмы начали пополняться не только одними «красными», но и ссорящимися «патриотами»»[201]. Обозреватель цюрихской газеты «Die Weltwoche», анализируя причины, по которым Испания до сих пор сохраняла нейтралитет, несмотря на открытое выражение симпатий к державам «оси» со стороны руководителей страны, пришел к выводу о том, что для Испании вступление в войну едва ли возможно. И дело не только в медленно восстанавливавшейся экономике, которая лишь весьма приблизительно покрывала потребности собственного населения, сколько в политической неустойчивости режима. «Фаланга, которая претендует на то, чтобы быть носительницей политической мощи, имеет очень мало корней в народе, в то время как сам генерал Франко находит признание больше как военный деятель. Народ отвергает фалангу, члены которой имеют все необходимое, в то время как население нуждается. Между фалангой и рекете, которая является вторым правительственным компонентом, имеются значительные политические различия. Военные образуют третий правительственный компонент»[202]. Но интриг между группами и группировками внутри правящего лагеря было гораздо больше, чем это названо в статье швейцарского журналиста. В связи с заявлением о своем праве на престол дона Хуана, сына недавно умершего Альфонса XIII, вновь оживились никогда не прекращавшиеся старые распри между карлистами (традиционалистами) и альфонсистами, между монархистами-консерваторами и монархистами-прогрессистами. Внутри правящей партии никогда не прекращались разногласия между носителями монархистской и антимонархистской тенденций. Летом 1942 г. эти разногласия обострились в связи со слухами о готовящемся компромиссе Франко с монархистами. И когда в июне 1942 г. Суньер отправился в Италию, его визит к Муссолини всезнающая и всеведущая молва связала с обсуждением проблемы возможности восстановления испанской монархии. Шторер сообщил в своем донесении в Берлин 11 июня 1942 г.: «Сегодня уже весь Мадрид говорит о том, что испанский министр иностранных дел поехал в Италию, чтобы обсудить с итальянскими государственными деятелями вопрос о монархии…»[203]. Слухи подтвердились и на этот раз.

15 июня Суньер прибыл в Италию, 16-го — присутствовал на завтраке у короля, а 20-го был принят Муссолини. Как свидетельствует Чиано, во время встречи Суньера с Муссолини действительно обсуждался вопрос о монархии. Чиано записал в своем дневнике 20 июня: «Муссолини выразил враждебность к монархии как к потенциальному естественному врагу тоталитарных революций. Он полагал, что пройдет немного времени и в Испании у короля возникнет желание задушить фалангизм».

О монархии в те дни так много говорили в Испании, что этой теме Хейс посвятил свое донесение Рузвельту от 30 июня 1942 г. В этом донесении Хейс выразил свою уверенность в том, что теперь уже не является первоочередным вопрос о вступлении Испании в войну или об активной помощи державам «оси». Первостепенным является вопрос о «внутреннем устройстве Испании в течение ближайших месяцев или лет». Он полагал, что, вероятнее всего, произойдет «реставрация монархии или путем военного переворота, или при помощи покровительства Франко. Восстановленная монархия будет едва ли не наверняка и более либеральной, и более дружественной к нашему делу»[204].

В том, что «реставрация монархии в Испании будет полезной союзникам в течение и после войны», был убежден и английский посол С. Хор, который во время первой же встречи с Хейсом просил его оказать поддержку монархистам.

Суньер во время визита к Муссолини утверждал, что Англия тратит 10 млн песет в месяц на британскую пропаганду в Испании[205]. Известная часть этих средств, возможно, шла на пропаганду идей реставрации монархии.