Франсиско Франко и его время

«Тот «экзальтадо», который бросил бомбу в тогдашнего военного министра Варелу и затем за свой поступок был приговорен к смертной казни, сослужил плохую службу своему делу», — комментировал события, приведшие к правительственному кризису, корреспондент швейцарской газеты «Faterland» в статье с примечательным названием «Останется ли старый курс?»[208]. Если иметь в виду коллег фалангистского террориста по партии, то нельзя с этим не согласиться — после окончания расследования обстоятельств покушения на Варелу новая волна чистки обрушилась на фалангу, дабы устранить и изолировать реальных и потенциальных заговорщиков. Но для самого Франко августовские события оказались весьма своевременными. Суньер был одиозной фигурой, ассоциировавшейся с открытой прогерманской линией внешней политики Испании, и Франко воспользовался его связями с заговорщиками, чтобы дать ему отставку. «Эра куньядисимо кончилась», — шептались в те дни в Мадриде. Строились различные предположения по поводу возможных изменений во внешнеполитическом и внутриполитическом курсе. Контролируемая правительством пресса была заполнена статьями, в которых с уверенностью утверждалось: никакой смены линии, никакого разрыва с прежними друзьями, никаких переходов в другую группировку держав. Частичная смена кабинета, уверяли испанские газеты, не означает разрыва ни с прежней внешнеполитической линией правительства, ни с проводившейся до сих пор линией активной борьбы с коммунизмом. Газета «Arriba» с негодованием писала о тех, кто «смеет говорить о смене правительства, в то время как в нашем отечестве есть только одно неизменное правительство: каудильо, генералиссимус армии и национальный шеф фаланги»[209].

Своеобразной реакцией на иное соотношение внешнеполитического «баланса сил» были всевозрастающие нападки представителей высшей церковной иерархии Испании на нацизм и идеологию тоталитаризма. Отношение к германским нацистам у высших прелатов испанской церкви было весьма сложное. Германский фашизм способствовал победе Франко, которому церковь была многим обязана: Франко отменил антиклерикальное законодательство периода Республики, восстановил религиозное обучение в школах, восстановил положение 1851 г. о пенсиях служителям культа, вернул церкви ее собственность и т. д. Им было известно резко отрицательное отношение к католицизму Гитлера и вслед за ним многих руководителей германского рейха. Им были известны заявления Гитлера, сделанные Суньеру, что «он в общем не вмешивается в дела церкви, но требует, однако, чтобы церковь в свою очередь не пыталась вторгаться в сферу государственной власти». Но до поры до времени католические прелаты считали нужным сдерживать свое недоброжелательство к немцам, имея в виду общую направленность испанской внешней политики. С конца лета 1942 г. они, напротив, неоднократно демонстрировали свое негативное отношение к тем или иным аспектам нацистской идеологии. Незадолго до падения Суньера новый примас испанской церкви архиепископ Толедо Пла-и-Даниэль в беседе с американским послом сетовал на то, что при Суньере и его приближенном Хосе де Луна нацистское влияние привело к распространению расизма. В разное время Франко и франкисты выступали против евреев в той же мере, как и против масонов, либералов и коммунистов, но лишь как против иноверцев. Фаланга пыталась привить антисемитизм расистского толка, что, по мнению того же Пла-и-Даниэля, было чуждо испанскому народу. Пытаясь заслужить благоволение церкви, фалангистская пропаганда даже создала миф о Гитлере как о «великом католике», что вызвало гнев у церковников. Франко держался в стороне, не вмешиваясь в распри церкви и фаланги. В конце сентября 1942 г. с разрешения архиепископа Толедо в его официальном бюллетене была опубликована большая статья, подготовленная кардиналом Сегурой, в которой решительно осуждалась переведенная на испанский язык нацистская книга, излагающая доктрины расизма, принудительной стерилизации «неполноценных» народов и т. д.[210]