Франсиско Франко и его время

Франко всех удивил, когда через несколько дней после смерти Карреро Бланко, в своем ежегодном послании, выступая перед телевидением, произнес показавшуюся многим весьма странной фразу: «Политик должен уметь превратить зло в добро». И напомнил старую народную пословицу — «Нет худа без добра». Почти как по Шекспиру: «Зло в добре, добро во зле».

Кстати, Хуан Карлос решительно выступал против предположения о старческом слабоумии диктатора: «Старческое слабоумие? Мне не нравится это слово. Франко был очень далек от старческого слабоумия» [541].

Несмотря на физические недуги, Франко был еще достаточно дееспособен и держал под контролем действия правительства, возглавляемого Ариасом Наваррой, сменившим Карреро Бланко, вмешиваясь каждый раз, когда считал это нужным. Предположение, что политика «апертуризма», т. е. «открытости», провозглашенная Ариасом Наваррой, была утверждена помимо его воли, не выдерживает критики. И хотя на церемонии возведения на пост главы правительства Ариас явился в окружении ветеранов фаланги Арресе, Фернандеса Куэсты, Солиса и Хирона, пост министра информации с согласия Франко был отдан Пио Кабанельясу, имевшему репутацию либерала. Он и стал одним из авторов Декларации 12 февраля 1974 г., допускавшей создание «ассоциаций», но лояльных к режиму.

Франко разделял во многом мнение тех, кто полагал, что необходимо искать пути умиротворения умеренной оппозиции, даже союза с ней, и при этом жестоко подавляя любое проявление «экстремизма», понимая под этим любые акции, способные вывести ситуацию из-под контроля, как это случилось в Португалии.

В том, что режим окончательно утрачивал контроль над положением в стране, были убеждены не только деятели демократической оппозиции, но и те, кого в Испании левые журналисты называли в тот период «цивилизованными правыми». Еще в начале года известный адвокат О. Альсаго, один из создателей политического клуба «Тасито», который объединил многих столпов испанского истэблишмента, претендовавших на титул «либералов», заявил, что «режим окончательно утратил контроль над ситуацией в стране» [542].

Круги, отражавшие настроения испанской буржуазии, выросшей и окрепшей в результате экономического скачка 60 — начала 70-х годов, в результате которого Испания вышла на десятое место в мире [543], давно уже были готовы заплатить за вступление в ЕЭС ценой отхода от режима диктатуры и приближения к «демократизации» западного образца.

Португальские события, и особенно тот поворот, который произошел в этой стране после нейтрализации сдвига вправо, в результате чего ускорились темпы проведения национализации португальской промышленности и аграрной реформы, встревожили эти круги и укрепили в стремлении «канализировать» процесс либерализации в приемлемое для них русло.

В том, что «революция в Португалии встревожила испанские власти», были убеждены многие. О. Альсаго в интервью журналу «Der Spiegel» поведал о весьма распространенном в Испании тех дней впечатлении, что «полиция напугана тем, что она может разделить судьбу своих португальских коллег» [544]. В американской и западноевропейской прессе известное распространение получила точка зрения, что события в Португалии стали катализатором политической жизни Испании.

Возможно, эта оценка нуждается в известной корректировке, если иметь в виду весь испанский политический спектр. Но те круги, о которых шла речь выше, сходились во мнении: резкая поляризация политической жизни Португалии и явный сдвиг влево явились следствием того, что «либерализация», как они ее понимали, там началась слишком поздно и проводилась «сверхосторожно». Отсюда делались и соответствующие выводы, касающиеся прежде всего выработки тактики, способной предотвратить поляризацию политической жизни Испании. Однако Франко вопреки многообразному давлению, включая и осторожные советы его ближайшего окружения, в том числе и некоторых членов семьи, побуждавших его уйти в отставку, постарался, как и встарь, оседлать ситуацию испытанным методом.

Правительство обнаруживало явные признаки растерянности. Ариас Наварро, и давая интервью американским журналистам, и выступая в кортесах, не скупился на заверения, что предложенная им программа либерализации — только первый шаг, что настало время перехода от режима личной власти к конституционному режиму [545]. Но, по-видимому, этот переход мыслился не иначе, как осторожные шаги верхов при пассивном ожидании всех прочих. Во имя этого 25 апреля было введено чрезвычайное положение в провинциях Бискайя и Гипускоа сроком на 3 месяца, конфисковывались тиражи общественно-политических журналов за нежелательные для режима публикации, полиция открывала огонь по бастующим, арестовывались рабочие, студенты, преподаватели и священники.