Франсуа Гизо: политическая биография

В это время Гизо проявил себя уже как решительный защитник парламентаризма, поскольку он видел, что королевская власть не смогла обеспечить для страны конституционное правление. Особенно ярко эти проблемы нашли свое выражение в упоминавшейся выше работе «О правительстве во Франции со времен Реставрации и о современном министерстве» (1820). Здесь Гизо выступил как убежденный сторонник системы парламентаризма и защитник сильной власти парламента. Теперь Гизо полагал, что именно парламенту должен принадлежать решающий голос в формировании министерства: «оспаривать у палат решающее влияние на формирование министерства или требовать от министров быть сильными без поддержки палат, значит, отказаться от представительного правительства»[173]. Если раньше в качестве посредника между различными ветвями власти, между властью и гражданским обществом Гизо рассматривал королевскую власть, то теперь эта посредническая функция отводилась именно парламенту. Парламент, по его мысли, является единственным звеном, соединяющим власть и общество: «Ослабьте их связь и общество и власть отдалятся, изолируются друг от друга, не смогут признать и постичь друг друга»[174]. Сильный парламент является единственным средством, способным примирить монархию и Хартию, то есть старую и новую Францию[175]. Как видим, если для Руайе-Коллара, как и для Гизо в 1816 г. именно королевская власть являлась гарантом стабильности в обществе, связующим элементом между ветвями власти, то для Гизо в 1820 г. такой силой являлся именно парламент. Как и четыре года назад он подчеркивал мысль о необходимости взаимодействия государства, органов власти и гражданского общества. Но во Франции, как уже отмечал Гизо, не было опыта парламентаризма, как в Великобритании или в США; в отличие от Франции, в этих странах «…дерево выросло на своих корнях, здание возводилось на старинном фундаменте»[176]. В Англии и Соединенных Штатах, по его мнению, прогресс системы представительного правления был внутренней необходимостью; каждая новая потребность, возникающая в обществе, приводила к развитию новых, более совершенных институтов. Во Франции же, наоборот, представительный образ правления пришел извне; представительное правление «сверху спустилось на страну, которая сама не создала его. Таким образом, мы сразу получили высшие формы, не располагая более простыми и незаметными элементами»[177]. Гизо полагал, что у французов был некий идеальный, взращенный на идеологии Просвещения, книжный образ представительного правления, который, казалось, должен был немедленно воплотиться на практике: «Мы требовали от представительного правления быть всем, чем оно должно быть, хотя так мало сделали для этого»[178].

Убежденный сторонник конституционной монархии и яростный противник абсолютизма, Гизо признавал огромную позитивную, централизующую роль королевской власти на определенном этапе развития французского общества. Эти идеи были им ярко раскрыты в его курсе лекций по истории цивилизации в Европе и во Франции, прочитанном в Сорбонне в 1828–1830 гг. В «Истории цивилизации во Франции» он писал, что «королевская власть – это учреждение, наиболее, может быть, содействовавшее образованию европейского общества, слиянию всех общественных элементов в две силы – правительство и народ»[179]. По его мнению, «королевская власть, очевидно, играла огромную роль в истории европейской цивилизации… развитие ее долго шло, так сказать, одним шагом с развитием общества, – прогресс их совершался одинаково и одновременно»[180]. Он писал, что королевская власть «является самым прочным учреждением, которое весьма трудно избегнуть там, где его еще нет, и уничтожить там, где оно уже существует»[181]. Королевская власть, по мнению Гизо, выражается не просто в личной воле монарха. Она «есть олицетворение державности, верховной власти по праву, то есть той существенно разумной, просвещенной, справедливой, беспристрастной воли, которая выше всякой отдельной личной воли, и поэтому имеет право управлять людьми»[182]. Одновременно Гизо задается вопросом: «Существует ли такая правовая верховная власть, есть ли такой высший закон, который имеет право управлять людьми?». По его мнению, «верховная власть, по праву полная и неизменная, никому принадлежать не может… всякое присвоение ее какой-либо единоличной силой опасно и ложно в самых коренных основах своих»[183]. Поэтому Гизо настаивал на необходимости ограничения всякой власти, «каково бы ни было ее происхождение – завоевание ли, наследственность или избрание»[184].