Читаем Франсуа Вийон полностью

В конечном счете неосторожность или недоброжелательство Франсуа Пердье, которого поэт называет своим кумом, дали нам возможность увидеть любопытный рецепт, "ресипт", который явно не в компетенции Тайевана. Вийон обязан рецептом "Хвостам Макэра", злого повара из сатирической литературы XIV века.

Затем, ни Франсуа, ни Жану

Пердье, хоть с ними и знаком,

Я ничего дарить не стану,

На гроб земли не брошу ком!

Их злобным, лживым языком

Перед епископом из Буржа

Я выставлен был дураком

Нет в мире униженья хуже!

Я книги Тайлевана взял,

Искусство поваров постиг,

С усердием рецепт искал,

Как мне сварить такой язык.

Но только маг Макэр, кто вмиг

Хоть черта превратит в жаркое,

Мне вычитал из черных книг

И средство передал такое... 1

1 Там же. С. 96.

Эти стихи толковали и так и эдак. Какое преступление чуть было не привело поэта на костер? Каково участие в этом деле Пердье? Почему в Бурже? Поистине все заслуживает того, чтобы привести "Балладу о том, как варить языки клеветников".

В горячем соусе с приправой мышьяка,

В помоях сальных с падалью червивой...

Да сварят языки клеветников! 1

Последние намерения

Как и положено, в завещании, надлежащим образом прошедшем перед свидетелями, Вийон распорядился и своими благами, и своими творениями. Теперь он занят тем, как подняться из низов общества.

Прежде всего он поручает нотариусу привести все дела в порядок. Его выбор падает на одного из тех, кого он никогда не видел, но чья компетенция достаточна: она сводится к тому представлению, которое у Вийона складывается о себе самом. Жан де Кале - толкователь светских завещаний. Прежде чем поразвлечься скучным перечнем услуг, которыми нотариус зарабатывает себе на жизнь, Вийон уточняет, что его выбор означает следующее: он больше не клирик. Бедный школяр хочет видеть себя светским человеком. Не из-за епископа ли Орлеанского принял он это решение?

Затем, чтобы меня узнал

Нотариус Калэ (чей дом

Я тридцать лет не посещал

И с коим вовсе незнаком),

Все завещанье целиком

Ему оставлю на расправу:

Коль что неясным будет в нем,

Он объяснять получит право

И обо всем судить, рядить,

Все проверять, сопоставлять,

Соединять или дробить,

Приписывать иль сокращать,

А если не учен писать,

То каждую строку мою

К добру иль к худу толковать,

На все согласие даю 2.

1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 97. Перевод Ф. Мендельсона.

2 Там же. С. 118-119.

Дальше он к этому вернется: к этому нотариусу из Шатле, коему специально поручено заниматься завещаниями.

На время вновь входит в свои права набожность. Не упоминая о чистилище, Вийон думает о душах, которые еще ждут Искупления. Но сатира тоже не уступает своих прав, и поэт помещает в это чистилище, каким он его себе представляет, всех, кого он ненавидит: хамов и судей. Они жили ради блага общества; именно поэтому они и страдают в потустороннем мире. Вызывая образ святого Доминика, признанного отца Инквизиции, Вийон еще раз обращается к завещанию. Инквизиция - это то, чего пока боятся светские судьи и братья во Христе - ненавистные соперники светских властей.

Сей скорбный дар - для мертвецов,

Чтоб рыцарь и скупой монах,

Владельцы замков и дворцов

Узнали, как, живым на страх,

Свирепый ветер сушит прах

И моет кости дождь унылый

Тех, кто не сгинул на кострах,

Прости их, Боже, и помилуй! 1

1 Там же. С. 115.

Очередь дошла и до похорон. Намеки трудны для понимания. Погребение в Сент-Авуа - простая шутка: у монахинь Сент-Авуа часовенка помещается на первом этаже их дома, и полом у них служит земля. Большая каланча - из стекла, а четыре кругляша у звонарей - это камни, как те, которые бросали недавно в первого мученика.

Смысл раскрывается здесь только благодаря оттенкам, ибо добрый буржуа, предчувствующий близкую смерть, не станет входить во все детали колокольного звона, свечей и черных накидок, расшитых серебром. "Пусть его сопровождает долгий колокольный звон", - говорит тот, кто знает, что колокольный звон означает процветание. "И двенадцать фунтов воска для четырех свечей, каждая по три фунта", - уточняет он.

Карикатура на эти последние распоряжения - так именитый житель радеет о том, чтобы запечатлелся в веках его образ, и о своем реноме распространяется целиком на портрет знаменитости. Вийон желает, чтобы сделали и его портрет тоже, и во весь рост. Чернилами. А надгробная надпись пусть будет начертана обыкновенным углем.

Прошу, чтобы меня зарыли

В Сент-Авуа, - вот мой завет;

И чтобы люди не забыли,

Каким при жизни был поэт,

Пусть нарисуют мой портрет.

Чем? Ну, чернилами, конечно!

А памятник не нужен, нет,

Раздавит он скелет мой грешный!

Пусть над могилою моею,

Уже разверстой предо мной,

Напишут надпись пожирнее

Тем, что найдется под рукой,

Хотя бы копотью простой

Иль чем-нибудь в таком же роде,

Чтоб каждый, крест увидев мой,

О добром вспомнил сумасброде... 1

1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 119-120. Перевод Ф. Мендельсона.

Вот каков Вийон и какой должна быть память о нем. Но сравним это с последней волей председателя Парламента:

"Пусть медная доска будет забрана в железо

и свинец возле этого места погребения,

и пусть туда будет вписано с целью увековечения

некое ежедневное "De profundis"".

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное