Франсуа Вийон

Поэт насмешничает, и это не оставляет вас равнодушными, поскольку он ничего не присочинил. Посмертная судьба поэта, которую он сам организует, соизмеряется с той судьбой, которую он пережил. Как обычно, он всматривается то в один лик того двойственного человека, каким себя осознает, то в другой.

По правде говоря, выбирает, как всегда, не он. Кто он: "добрый безумец", который ратует за легкую судьбу, или "бедный Вийон", который несет тяжкое бремя этой судьбы? Прежде чем приказывать, чтобы зазвучал колокольный звон - желательно на большой колокольне, - и доверить богатому торговцу вином Гийому дю Рю заботу о свечах на похоронах, он сам составляет эпитафию. Убожество моральное, убожество физическое - все смешалось. Он все отдал, но страдает от любви. Он был обрит и выставлен на посмешище. Он взывает... К кому?

Походя скажем о печальном его портрете. Тут вся никчемность Вийона, скрытая под эвфемизмом "обрит", но, конечно, брови, и борода, и голова тут ни при чем. Износившийся, больной старый бродяга и заключенный теперь просто плешивый неудачник с мертвенно-бледной кожей.

Он унижен. Бедный, как никогда, Вийон замыкается в своей униженности. И от этого у него рождается целая серия благородных образов - они вызывают к жизни возвышенные чувства, напоминают об исключительности человеческого достоинства, - а также образов вульгарных, заставляющих разом забыть вдохновение и идеал. Здесь Вийон далек от кабацкой непристойности, от эротической чепухи, столь долго влиявших на поэта. Но вульгарность проступает иногда в обобщенных образах. От стиха к стиху мы движемся между лексикой прославления подвигов и куртуазного лиризма и жаргоном кухни или конторы. Три слова возносят нас на невиданные выси честолюбия, и три слова ввергают в бездну духовной нищеты. Это чья-то драма, это общая судьба. С одной стороны, "постоянная ясность", "разумная глава", "неумолимость"... С другой - миска, петрушка, очищенная репа.

Вийон говорил все время "голова". Здесь он говорит "глава". Это не случайно. И с сознанием производимого эффекта он рифмует "я взываю" с вульгарным "дала под зад". Все пережитое поэтом - в этом автопортрете, написанном им с жестоким диссонансом словарного запаса, диссонансом, который швыряет из стороны в сторону читателя, как Судьба швыряла свою жертву.

Последнее возвращение к аллегорической грамматике куртуазного жанра позволяет пригвоздить к позорному столбу несправедливость Судьбы. Эта неумолимость - персонаж, достойный "Романа о Розе". Неумолимость была уже в "Балладе подружке Вийона", где она противопоставлялась Праву, то есть Справедливости: "Право не соседствует с Неумолимостью". Когда Вийон пишет эпитафию, он настойчиво подчеркивает роль Неумолимости. Он умирает от Несправедливости, от Вероломства. Изгнанный, заточенный, он жертва Неумолимости. Больше всего ставит он в вину епископу Орлеанскому несправедливость.

Поэт не доходит до того, чтобы обвинять Бога. Хотя, возможно, и подумывает об этом. В конечном счете вся важность сказанного свелась к шлепку по заду и к бумагомаранию. Вийон сказал то, что он хотел сказать. Он пожимает плечами.

Здесь крепко спит в земле сырой,

Стрелой Амура поражен,

Школяр, измученный судьбой,

Чье имя - Франсуа Вийон.

Своим друзьям оставил он

Все, что имел на этом свете.

Пусть те, кто был хоть раз влюблен,

Над ним читают строки эти... 1

Рондо

Вечный покой дает ресницам

Бог и вечную ясность

Тому, у кого не было ни миски,

Ни луковицы, ни стебелька петрушки.

Он был обрит, и голова и брови, борода

Как репа, с которой срезают кожу.

Вечный покой дарован ресницам...

Неумолимость погнала его в ссылку

И дала ему коленом под зад,

А он настойчиво твердит: "Я взываю!"

Кто находит любой выход,

Вечный отдых дает ресницам... 2

Поэт смешивает все: Вийон утомлен жизнью, и жизнь устала от Вийона. Умрет ли он осужденным? Угаснет ли от переутомления? Осужденный Судьбой? Людьми? Он сам уже ничего не понимает. И литературный вымысел, как в рондо, с почти литургическим повторением стиха "Requiem eternam donaei" 3, сочетается с лихорадочным рождением миражей. Он оплакивает свою нужду, но у него есть при себе его книги. Болезнь вот-вот унесет Вийона, но его еще сжигает жар любви.

1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 120. Перевод Ф. Мендельсона.

2 Дословный перевод.

3 Вечный покой даруй (лат.).

...И вот, до нитки разорен,

Скончался, претерпев страданья,

Амура стрелами пронзен... 1

Комедия рушится. Автор "Завещания" резко порывает с вымыслом.

Когда он захотел покинуть этот мир...

Что тут сказать? Добровольно ли уходит он? Испытывает ли он горечь? Мученик любви все осмеивает. И кончает он завещание двумя балладами, обязанными своим появлением глубокой нищете. Одна баллада - тревожный призыв к миру, который будет после него. Маро назвал ее "Балладой, в которой Вийон у всех просит прощения" и где звучит один и тот же рефрен.

Прошу монахов и бродяг,

Бездомных нищих, и попов...

Я всех прошу меня простить 2.

Другая заканчивает и как бы ставит печать на завещание. Вийон объявляет законной свою последнюю волю и скрепляет ее клятвой. Но с помощью каких реликвий!