Франсуаза Саган

В номере отеля «Текендама» ее обнаружила в бессознательном состоянии горничная. Она лежала в обмороке около трех часов, и это могло привести к печальным последствиям. Крайне обеспокоенный Франсуа Миттеран приложил все усилия, чтобы спасти писательницу. Конечно, прежде всего ей удалось выкарабкаться благодаря профессионализму медиков военного госпиталя Боготы. Еще один случай, когда удача ее не покинула…

Во Франции сообщение о несчастном случае приобрело едва ли не большую значимость, чем двухдневное пребывание президента в Колумбии. Комментаторы от оппозиции, однако, воспользовались этим событием, чтобы обвинить Миттерана в слишком больших расходах для налогоплательщиков. «В каком-то смысле это несчастье — благо, — пишет Ги Ба-рэ, — несчастье с Франсуазой Саган нам напоминает, что в каждом путешествии президенту сопутствует когорта лично приглашенных… Нас не должно вводить в заблуждение выражение “личные приглашенные”. От личного здесь только приглашение — счет оплачен из общественных средств…»

Это несчастье с Франсуазой Саган спровоцировало бурную реакцию в прессе, что лишний раз доказало степень ее популярности: сообщение, что она в коме, отозвалось горячей поддержкой огромного количества людей. На протяжении многих дней к ней на улицу Шерш Миди присылали букеты цветов, телеграммы, письма, люди звонили со всех концов света. Ее многочисленные друзья и почитатели приходили справиться о ее здоровье.

Часто им отвечал ее сын, Денис Вестхоф. В семье хорошо знали, насколько она вынослива, несмотря на хрупкость: ей удастся восстановиться — для домашних в этом не было никаких сомнений. Жак Куарэ, который отправлялся каждый день в Валь-де-Грас, замечает не без лукавства, что его сестра обязана жизнью военным: «С точки зрения того, что она думает о военных, это забавно!» Выйдя из госпиталя, Франсуаза собрала близких друзей, чтобы отпраздновать выздоровление. С чудесным избавлением на этот раз ее поздравляли Элен Рошас, Беттина, Джульетта Греко и ее сестра Шарлотта Айо, Мари-Элен де Ротшильд, Франсуаза Верни, литературный директор «Галлимар», кутюрье Жак Делайе, Жак Шазо, Фредерик Боттон, барон де Рэдэ, журналист Филипп Грумбаш и его жена Николь Висниак, Бертран Пуаро-Дельпеш.

В этом было что-то невероятное: она, еще очень слабая, спускалась к ним по лестнице на высоких каблуках. «Мы ждали в страхе, что она упадет», — говорит Жан-Поль Фор. Спектакль, на котором он присутствовал, показался ему странным, почти сюрреалистическим. «Ты была великолепна!» — восклицают те, кто видел интервью с ней на «Антен 2». Элен Рошас приглашает ее в офис, где ее ждет сюрприз: она появилась в сопровождении двух поваров, с провизией для приготовления изысканного и обильного ужина.

Атмосфера праздника, которая царила в квартире, чуть не была нарушена из-за конфликта двух приглашенных, злоупотребивших алкоголем. Франсуазу эта перепалка очень развеселила. «Я дам тебе в рожу», — прорычала жертва словесной агрессии. «Дорогая моя, только не стесняйся», — отвечает насмешливо Франсуаза. На самом деле, она вовсе не пребывала в плену иллюзий, оказавшись вновь в кругу светских знакомых. Другое дело в Кажарке, вдали от парижского шума, куда она отправится отдыхать с Пегги Рош в сопровождении своей служанки Пепиты и двух фокстерьеров, Лулу и Банко. Там все было связано для нее с воспоминаниями о детских каникулах, о семье, о юности, о лете, у нее было успокаивавшее ее фантастическое ощущение, что счастье совсем рядом. Какая светлая радость охватывала ее тогда. Она делится с нами этим ощущением в статье для «Юманите» [264]:

«В шесть часов я сажусь на каменные ступеньки перед домом; я смотрю на проходящих людей, они заговаривают со мной, собаки пробегают мимо и иногда ложатся подле меня, я смотрю, как спускаются сумерки, я удивляюсь — я почти шокирована, если вижу машину с неместным номером. На другой стороне улицы стоит старый колодец, где мы, малышки, набираем воду в кувшины утром и вечером. Насос, разумеется, скрипит, и церковные часы часто путаются и звонят три или четыре раза в один и тот же час, но никому до этого нет дела. Зажигаются уличные фонари, отмечая желтым ореолом каждые сто метров; соскальзывают, очнувшись, в полумрак летучие мыши; двое прохожих торопятся к ужину; меня начинает знобить, я чувствую голод. Я поднимаюсь, стук двери нарушает тишину улицы. Завтра будет такой же день».

Кажарк, люди из Ло, Косса — это для Франсуазы Саган символ свободы. Этот городок, населенный умными и порядочными людьми, лишен духа пересудов, порой так характерного для провинции. «В Кажарке, — замечает Франсуаза, — можно увидеть молодую девушку на восьмом месяце, о которой не ходит ни одной сплетни. За нее радуются. Такое, вероятно, невозможно в Бордо на площади Кинконс».