В Мюнхене только и разговоров, что об опере Рихарда Вагнера «Мейстерзингер», впервые показанной 21 июня 1868 года. Все возмущены, что король, которого обычно не заманишь в Мюнхен, сейчас, в июньскую жару, спешит на каждое представление «Мейстерзингеров», а Рихард Вагнер при этом в своём «довольно небрежном костюме» сидит рядом с ним в большой придворной ложе. Герцогское семейство, которое в деле Вагнера прежде всегда держало сторону Людвига, с тех пор как расстроился брак с королём, изменило своё мнение. Тем не менее все рады, когда 13 августа король наносит визит Елизавете в Гаратсхаузене, встретив герцогское семейство в полном составе. С прошлой осени это первая настоящая встреча и первый шаг к устранению натянутости в отношениях. Приехавший в то же самое время император Франц Иосиф, который отовсюду слышит удивительные вещи о Людовике II, намеренно проводит вместе с ним много времени, чтобы составить себе о нём собственное представление. Чем больше он вникает во все обстоятельства дела, тем чаще качает головой. И он, и Елизавета спрашивают себя, чем же всё это кончится.
Тем временем для Софии нашли нового жениха, принца Фердинанда Бурбон-Орлеанского, герцога Алансонского, племянника короля Луи Филиппа, по-мужски красивого, который даже внешне выигрывает по сравнению со своим предшественником. На этот раз решают не тянуть дело и сыграть свадьбу уже в сентябре. Таким образом и жизнерадостная София, быстро оправившаяся после истории с несостоявшейся женитьбой Людовика II, приобретает собственный дом.
Франц Иосиф, вернувшись домой, в письмах подтрунивает над Елизаветой. Упомянув как-то своего генерал-адъютанта графа Беллегарде, он в скобках замечает: «Только не красней!» Дело в том, что на первых порах граф был заметно неравнодушен к красавице императрице, но не встретил взаимности. Когда по поручению императора он как-то приезжает в Поссенхофен, Елизавета пишет Францу Иосифу: «Приехал Беллегарде. Можешь не беспокоиться, я с ним не кокетничаю, равно как и с кем-нибудь другим».
После почти полуторамесячного пребывания в Поссенхофене Елизавета проездом через Вену опять возвращается в Венгрию, собираясь пробыть там до Рождества. К немалому раздражению немцев она много времени проводит в этой стране, охотнее всего в Геделе, где императорская семья действительно может вести спокойную жизнь. Когда порой заболевает Валерия, что неизбежно, Елизавета всякий раз теряет голову. «Если рассказать тебе, — пишет она 5 октября 1868 года матери по поводу одного такого случая, — сколько я пережила за эту неделю и какого страха натерпелась, ты, конечно же, поймёшь меня как никто другой». А ведь речь шла всего лишь о лёгком недомогании малышки, которое было вызвано прорезыванием у неё первого зуба.
Императрица бросается из одной крайности в другую. То она грустит по пустякам, впадает в меланхолию, даже приходит в отчаяние, то буйно веселится, становится лукавой и по самым торжественным поводам буквально корчится от смеха. Совершенно несчастной чувствует себя Елизавета, когда идиллия и спокойная жизнь в Геделе заканчивается и к началу декабря ей приходится переезжать в Офен, где в связи со встречей после провозглашённого равноправия делегаций Австрии и Венгрии для обсуждения общих дел она вынуждена видеть много посторонних людей и не успевает приходить в себя после непрерывных обедов, театральных зрелищ, приёмов и приглашений. Порой её страдания во время подобных мероприятий вознаграждаются тем, что среди имеющих доступ ко двору людей, чаще всего совершенно ей безразличных, она иногда получает возможность побеседовать с какой-нибудь интересной личностью. Одним из таких людей стал венгерский романист Йокаи.
— Давно мечтала лично познакомиться с вами, — говорит она ему. — Я давно знаю ваши произведения. Самым замечательным считаю «Золтана Карпати».
Это именно то произведение Йокаи, которое пробуждает дух национального идеализма. Продолжительная беседа с поэтом особенно бросается в глаза, потому что он — депутат от враждебных правительству левых и редактор так же настроенной газеты «Хон». Он просит у королевы разрешения преподнести ей очередное произведение. Имея в виду благополучное решение вопроса о равноправии, она говорит ему:
— Теперь, я думаю, у вас будет больше времени заниматься поэзией, поскольку политические вопросы улажены.
— Я должен благодарить и поэзию, — отвечает Йокаи, — поскольку именно ей обязан высокой милостью, которая дарована мне теперь и которой, возможно, я не дождался бы за свою политическую деятельность.
— Я ничего не смыслю в политике, — с улыбкой возражает ему Елизавета, на что Йокаи остроумно замечает:
— Высшая степень владения политикой — завоевать душу страны, а этим искусством Ваше величество владеет в совершенстве.