Франц Кафка не желает умирать

Он подошел к двери, распахнул и показал на нее молодой женщине глазами, приглашая на выход. Она быстро вышла, ни разу на него даже не взглянув.

17 сентября 1938 года

Роберт

Вдали уходит за горизонт английский берег, в тумане теряется суша. Прощай, родной Старый Свет. Прощай, Будапешт, о тебе я ничуть не сожалею, прощай, Прага, по тебе буду вздыхать, прощай, Берлин, тошнота моего сердца. Через десять дней «Шамплейн» войдет в порт Нью-Йорка. Воображение рисует ему небоскребы, подавляющие человека своей громадиной. В Берлине теперь царит вечная ночь, в марте тьма поглотила Вену, а через две недели Гитлер аннексирует Судеты. Франция мобилизовала свои войска. К тому же готовится и СССР. Муссолини призывает к переговорам. Все говорят о какой-то конференции в Мюнхене.

На нижней палубе на носу поют, плачут, молятся. Положив руки на леер, можно почувствовать, как в унисон трепещут тысячи сердец. Жизель, оставшаяся в Будапеште, приедет к нему, как только сможет. Разрешения выдают в час по чайной ложке. Жизнь словно взяла паузу, отказываясь двигаться дальше своим чередом.

Уезжает и Клаус Манн. Этому сыну нобелевского лауреата Роберт теперь друг. Бежав из рейха, тот нашел убежище в Венгрии. Познакомились они в Будапеште. У него были вопросы политического порядка и проблемы с наркотиками. Свою зависимость Клаус лечил в клинике на окраине города. Роберт помогал ему от них отказаться. Морфин – дело знакомое. В конечном счете Клаус со своей патологией справился. И Роберт теперь не убийца.

Жизели компания нового друга нравилась. Он нередко оставался с ними поужинать. И вместо соуса на этих ужинах у них был Кафка, Клаус слыл его знатоком. Некоторое время назад он опубликовал отрывок из «Процесса», ранее нигде не выходивший, и фрагменты «Дневника». Готовил предисловие к «Америке». А сам только об Америке и думал. Мечтал получить визу. Стучался во все двери. В одной из них оказалась маленькая щелочка, и Роберт понял, что нашел свой Сезам. Сел в поезд, уехал в Париж и на несколько дней там задержался. Во французской столице война была единственной темой разговоров. Страну поставили под ружье. Роберту предстоял путь в Англию. «Шамплейн» отходил из Саутгемптона. Отбытие запланировали на 17 сентября.

Какое-то время ему предстояло пробыть в Лондоне, где у него совсем не было знакомых. Роберт все кружил и кружил по городу. У всех на уме была одна только война. Но на днях конец его скуке положила одна встреча. Роберту надо было передать Стефану Цвейгу написанное Клаусом письмо. Тот с Манном дружил. На этапе публикации его первого романа прославленный венец поддержал сына нобелевского лауреата даже больше, чем сам Томас Манн. Между двумя писателями – зрелым, почти шестидесятилетним, одним из самых знаменитых в мире, и молодым, жаждущим славы и признания, – установились теплые узы сродни тем, что связывают отца и сына. В своем письме Клаус Манн написал:

13. IX.38

Дорогой Стефан Цвейг!

Эти строки вам передаст мой друг, доктор Роберт Клопшток. Если бы я не знал, что разговор с ним доставит вам удовольствие, то никогда не стал бы его рекомендовать. Человек он очень милый и умный – иначе как бы ему было стать близким другом Франца Кафки? Весьма пристрастен в вопросах литературы и всего, что мы с вами так любим. В Лондоне он чувствует себя немного одиноко, поэтому час общения с вами пойдет ему на пользу.