Франц Кафка не желает умирать

После Севастополя она проехала весь Крым, Румынию, Сербию, Хорватию и Италию, пересаживаясь с одного поезда на другой, глядя в окно на бесконечно меняющийся пейзаж. Конечной целью для нее была Швейцария. Эта страна представляла собой гавань мира. В Швейцарии они будут в безопасности. Мать и дочь, Марианна и она. Там их бегство закончится и начнется новая жизнь – может, на Женевском озере, может, в Альпах, но они с дочерью наконец смогут сделать глоток чистого воздуха. Однако Швейцария их отвергла, и мать, и дочь. Там и без них еврейских беженцев хватало. И посоветовала ехать во Францию. Они согласились. Это государство подлинной свободы каждому давало приют. Но ее никак не отпускало ощущение, что оставаться там им не стоит. Потому что на рейх за работой уже насмотрелась и подозревала, что он раздавит и Францию. В итоге Дора повиновалась инстинкту и бросилась в Дюнкерк, планируя переправиться в Англию, усматривая в этой стране остров счастья и конечный пункт их блужданий по Европе.

Попасть из Дюнкерка в Англию она пыталась пять раз, но постоянно нарывалась на отказ. Англичане объясняли, что больше не могут принимать у себя евреев. Чрезмерное великодушие могло привести к росту популярности пронацистской партии Мосли. Так что Англия отталкивала евреев с тем, чтобы в двери ее власти не постучались профашистские силы. Тогда Дора пересекла очередную границу и оказалась в Голландии. В Амстердаме жила сестра Лутца, ее золовка. На какое-то время они остановились у нее, чтобы отдохнуть и перевести дух.

Она по-прежнему пребывала в убеждении, что из Амстердама и континента нужно бежать точно так же, как из Франции. Чувствовала, что и та, и Голландия станут для рейха легкой добычей. И боялась, что ее вместе с дочерью сожгут в главной синагоге Амстердама, как братьев и сестер в Бендзине.

А 16 марта 1939 года, через пару дней после вторжения в Прагу – в те дни ей не раз вспоминалась Оттла, – к ее огромной радости, британские иммиграционные власти после пяти бесплодных попыток разрешили им въезд на свою территорию! Она добилась успеха. Переупрямила англичан в их упрямой решимости не пускать ее к себе. А заодно оставила рейх с носом. Теперь ему ее не достать, Гитлера от нее отделял Ла-Манш, который немцам ни в жизнь не пересечь. Отныне наконец можно выдохнуть.

3 сентября с глубоким облегчением в душе Дора услышала из уст короля, что свободный мир объявил Германии войну. Все, Гитлер пропал, Франция с Англией дадут ему бой.

Но по прошествии некоторого времени после монаршей речи ее вызвали в комиссариат и сообщили, что для семидесяти пяти тысяч беженцев из Германии и Австрии, в подавляющем большинстве евреев, введен новый статус. А потом поставили в паспорт печать «враждебный иностранец».

Всех враждебных иностранцев разбили на три категории. Ее отнесли ко Второй – «нежелательные иностранцы», не столь опасные, как представители Первой, но несущие большую угрозу по сравнению с Третьей и поэтому подлежащие постоянному наблюдению.

15 мая 1940 года палата лордов ужесточила закон еще больше. В итоге «враждебных иностранцев» Первой и Второй категорий было решено отправить на остров в Ирландском море.

30 мая их с дочерью и тремя тысячами других женщин с детьми, в большинстве случаев немецких евреек, силой заставили подняться на борт парома, который вышел в разбушевавшееся море и взял курс на остров Мэн. Незадолго до этого в его южной части оборудовали женский лагерь. В три других – Хатчинсон, Ончан и Певериль, расположенных немного севернее, – отправили мужчин из Второй и Первой, более опасной категории.

Выйти за пределы лагеря Рашен беженцам не давали ряды колючей проволоки. А сколько барьеров воздвигли для того, чтобы заключенные мужского пола из Хатчинсона, Ончана и Певериля не могли забежать на огонек к узницам?

В то же время относились к ней вполне нормально. Она никоим образом не терпела какого-либо грубого обращения. Так что жаловаться было нечего, в противном случае это было бы неблагодарностью. А Дора Диамант хоть и обладала целым рядом недостатков, но неблагодарность среди них не числилась. Она никогда не упоминала, что некоторое время прожила в Москве и входила в Коммунистическую партию Германии – коммунистов здесь ненавидели почти так же, как нацистов. И говорила лишь одно: я мать семейства, бежала из Берлина, могу делать любую работу. Не более того.

Да и кто вообще поверил бы ей, расскажи она всю правду? Гестапо преследовало ее за принадлежность к еврейскому народу, НКВД в качестве троцкистки, а английские солдаты по приказу правительства депортировали их вместе с дочерью и посадили за колючую проволоку, потому что как немка она представляла угрозу для Британской короны.