Франция. Оливковая ферма

Рядом с моим «рено», оставленным у ворот, я нахожу пикап с открытым багажником. Невысокий седой человек достает из него две бензопилы. У него румяное, доброе лицо. Я рассказываю ему о собаке и прошу помочь. Без лишних слов он кладет пилы обратно в багажник и жестом приглашает меня на пассажирское сиденье. На его пикапе мы доезжаем до самого шлагбаума, а дальше идем пешком. Собака при виде нас пытается лаять и сначала не подпускает к себе, но постепенно поддается на наши уговоры и позволяет взять себя на руки и донести до машины. Там мы укладываем ее в багажник рядом с бензопилами, несколькими корзинками и дюжиной пустых винных бутылок.

Мы привозим раненое животное в «Аппассионату» и устраиваем его в бывшей конюшне на нашем старом матрасе, за которым я сбегала в дом. Только тут мой помощник сообщает мне, что его зовут Рене, а я объясняю, что как раз его-то и ждала у ворот, чтобы предложить несколько недавно срубленных деревьев.

— Сосны, оливы и дубы. Вы их купите?

— Pourquoi pas?[105] — улыбается он, и вокруг голубых глаз у него образуется сетка веселых морщин. Я сразу же проникаюсь к нему симпатией.

Пока я звоню ветеринару, Рене осматривает товар, а потом предлагает мне за него сумму на тысячу франков большую, чем та, что запросил Ди Луцио за ремонт крыши. Более того, он сразу же достает кошелек и вручает мне толстую пачку банкнот.

— Может, лучше потом, когда вы…

— Нет-нет. Завтра я приеду вместе с сыном, и, если вы не возражаете, мы прямо здесь распилим бревна, чтобы удобнее было везти.

Разумеется, я соглашаюсь, и Рене предлагает подбросить меня до оставленной у ворот машины. Я говорю, что дождусь ветеринара, а потом приду за машиной пешком, и он уезжает.

Приезжает ветеринар — огромного роста пузатый и бородатый немец родом из Баварии. Он очень симпатичный и буквально светится любовью к животным. На найденной мной собаке нет ни ошейника, ни обязательной во Франции татуировки, а это значит, объясняет мне доктор, что ее могут уничтожить или, еще хуже, продать в лабораторию на опыты. Я тут же решаю расстаться с половиной полученной от Рене суммы, чтобы вылечить это великолепное животное. Рану на ноге необходимо зашить, а кроме того, собаку явно били: у нее не хватает пары клыков, а на теле несколько сильных ушибов, плюс к этому серьезные проблемы с желудком.

— Давайте я увезу ее к себе, — предлагает ветеринар, — а через пару дней позвоню вам. Заберете ее, когда она будет здорова. Кстати, вы не знаете, как ее зовут?

Мы разговариваем по-английски, потому что ветеринару, по его словам, требуется практика.

— Нет, у нее нет имени, — качаю головой я.

Ветеринар записывает что-то в карточку, забирает свою пациентку и уезжает, пожелав мне bonne soirée[106] и заверив, что беспокоиться не о чем.

Я сажусь за работу, но мыслями все время возвращаюсь к судьбе несчастной собаки. Что же мы будем с ней делать? Я ведь еще не забыла Анри, которого обещала забрать, как только мы немного обживемся.

Вспомнив о нем, я звоню в приют, и там мне сообщают, что вскоре после того, как мы вернули Анри, он нашел себе новых хозяев и теперь très, très content[107]. Мне немного грустно, но все-таки я рада за этого свободолюбивого, веселого пса, на несколько недель внесшего такое разнообразие в нашу жизнь.

Назавтра Рене не приезжает за своими дровами. Не появляется он и на следующий день. Я не могу позвонить ему, потому что не знаю телефонного номера и даже фамилии. В чем же дело? Я ничего не понимаю. А вдруг купюры, которые он вручил мне и которыми я собираюсь расплачиваться с ветеринаром и Ди Луцио, краденые или фальшивые? А фургон последнего, кстати, уже показался на нашей подъездной дорожке. Через минуту сантехник выгружает из него устрашающего вида оборудование, включая антикварную горелку для подогрева битума. При этом каждый раз, когда я прохожу мимо, он подмигивает, хлопает себя по ляжкам и ухмыляется, демонстрируя ослепительно белые зубы — единственное место на его физиономии, не вымазанное сажей.

— Pas de bottes, eh? — хохочет он.

Без сапог? Что он имеет в виду? Сейчас июль, и я хожу в шортах, майке на лямках и веревочных сандалиях. Мне непонятно, о чем он спрашивает, а уточнить я не решаюсь. Похоже, у нашего сантехника не все в порядке с головой.

* * *

До того как в конце двадцатого столетия диетологи объявили средиземноморскую кухню самой здоровой в мире, оливы и все производимые из них продукты были известны только на юге. Золотое, как знойный летний полдень, оливковое масло так же прочно связано в нашем сознании с Провансом, как, к примеру, чеснок, или буйабес, или морщинистые старики, играющие в шары на какой-нибудь пыльной деревенской площади в окрестностях Ниццы.