Франция. По следу Сезанна

Без нескольких минут шесть Андре нажал на звонок и, зажав розу зубами, просунул голову в дверь офиса. Стивен, партнер Люси, удивленно поднял на него глаза.

— О, Андре! Это очень неожиданно. Я и не подозревал, что ты так ко мне относишься.

Андре покраснел, вынул изо рта розу и только после этого вошел.

— Где Люси?

— Срочно наклеивает ресницы, — ухмыльнулся Стивен. — Не волнуйся, сейчас придет. Как жизнь?

Дверь у него за спиной скрипнула, и, обернувшись, Андре увидел Люси в голубых джинсах и просторном белом свитере, очень эффектно контрастирующем с ее шоколадного цвета кожей. Она смотрела на розу в его руке.

— Вот, — он протянул цветок, — это тебе. Как раз к твоему свитеру.

Стивен крутил головой, переводя взгляд с одного серьезного и напряженного лица на другое.

— Как жаль, что ты пропустила его появление Люси! — сокрушенно вздохнул он. — А что, во Франции модно жевать розы? — невинно поинтересовался он у Андре.

Тот взял с дивана пальто Люси и помог ей надеть его. Когда он освобождал запутавшиеся под воротником волосы, пальцы коснулись шелковистой кожи ее шеи. Андре с трудом сглотнул.

— Как-нибудь напомни мне прислать твоему милому партнеру букетик репейника, — попросил он Люси, выходя с ней из офиса.

Стивен с улыбкой смотрел им вслед, довольный подтверждением того, о чем он давно уже догадывался. Дверь закрылась, и он взялся за телефон, чтобы позвонить своей девушке. Надо бы пригласить ее в какой-нибудь хороший ресторан или купить ей цветы. Похоже, романтичность заразительна.

* * *

Сайрес Пайн начал листать записную книжку, едва добравшись до дома. Хотя у него и была заготовлена вполне приличная легенда, все знакомые арт-дилеры реагировали на нее примерно одинаково. Мы никогда не имели дело с фальшивками, уверяли они, и Сайрес представлял, как они крутят носом в воздухе. Он-то прекрасно знал, что каждый хоть один раз да попадался, но напоминать об этом не имело смысла. Тогда он решил поискать менее респектабельные, но зато живущие в реальном мире источники. Записная книжка уже подходила к концу, когда Пайн натолкнулся на фамилию Виллерс. Он хорошо помнил и ходившие в свое время слухи, и скандал, и последовавшее за ним изгнание из рая. Если кто и может ему помочь, то именно Виллерс.

Это произошло в 1980-е годы, когда на арт-рынке Нью-Йорка крутилось невиданное количество денег. Тогда Виллерс считался истинным баловнем судьбы. Худой, элегантный, английский до мозга костей, связанный с аристократами родством, которое с каждым проведенным в Америке годом становилось все ближе, он и правда был наделен верным глазом и безошибочным чутьем. Аукционные дома приглашали его для консультаций. Музеи советовались с ним. Коллекционеры наперебой приглашали его в гости. И все сулили ему славу, почетные должности в советах музеев и фондов и в итоге — заслуженное место среди столпов общества.

Но «в итоге» не устраивало Виллерса. Ему хотелось наличных, причем немедленно, и вскоре он начал оказывать небольшие любезности владельцам картин, подлинность которых вызывала сомнения. Подтверждение из уст Виллерса развеивало подозрения раз и навсегда, и владельцы благодарили эксперта старым как мир способом. Виллерс процветал и становился все жаднее, что, конечно же, не считается большим грехом в мире искусства. Хуже было то, что вместе с жадностью росли его самоуверенность и беспечность. Кроме того, он не желал скрывать обрушившегося на него богатства. О его двухэтажной квартире, винтажном «бентли», загородном доме в Хэмптонсе, вечеринках и целом стаде блондинок то и дело писали отделы светской хроники всех газет. Его называли «золотым мальчиком мира искусств», а он с наслаждением внимал этому.

Падение Виллерса было стремительным и сопровождалось большим шумом. Нет ничего приятнее для журналистов, как поймать человека более удачливого, чем они сами, со спущенными штанами. Все началось, когда одно полотно XVII века, которое Виллерс признал подлинным, было продано за несколько миллионов долларов. Новый владелец по требованию страховой компании понес картину на экспертизу. Анализы дали неоднозначный результат, поэтому были проведены новые экспертизы и новые анализы. С их помощью удалось установить, что гвоздики, которыми полотно крепилось к подрамнику, изготовлены в XVIII веке, а сам холст и того моложе. Картину официально признали подделкой. Как только об этом стало известно, владельцы других картин, купленных после одобрения Виллерса, бросились к экспертам. Обнаружилось еще несколько фальшивок, и за несколько недель «золотой мальчик» превратился в человека, подозреваемого в мошенничестве.