Франция. Страна королей и пяти республик

Завтра утром мы с коллегой должны были выступать в Лионском университете, на коллоквиуме. Но железнодорожный вокзал в аэропорту Шарль де Голль не работал, и добраться до Лиона не было никакой возможности. Я грустно поинтересовалась у сотрудников аэропорта, что делать в таком случае. «Завтра ваши билеты тоже будут действительны, – ответили они. – Вы можете провести ночь в Париже, а утром выехать в Лион. Или уехать с Лионского вокзала. В этом случае ваши билеты тоже будут действительными».

«Вперед, на Лионский вокзал!» – бодро и даже воинственно заявила я Любови Геннадьевне, которая с тревогой всматривалась в мое лицо, ожидая дальнейших директив. Мы сели в такси, к разговорчивой молодой арабке, и отправились на Лионский вокзал. По пути таксистка, весело улыбаясь, рассказывала нам, что Лионский вокзал тоже, скорее всего, не работает, что в аэропорту просто об этом не знают и, стало быть, мы зря потеряем время и евро. Эта милая женщина, со снисходительной улыбкой, адресованной «этим упрямым русским», предлагала нам найти гостиницу в Париже и подождать до завтрашнего утра.

«Если вы обратитесь в клиентскую службу аэропорта “Шарль де Голль”, они вернут вам стоимость ночи в гостинице и даже деньги, потраченные на такси, ведь ваша задержка в Париже произошла по их вине», – терпеливо объясняла упрямым русским дамам приветливая афрофранцуженка. Но «русские упрямицы» держались стойко и все-таки доехали до Лионского вокзала. На вокзале, буквально под парами, стоял отходящий поезд, на котором было написано «Париж – Лион».

«Вперед, за мной!» – крикнула я Любови Геннадьевне, и мы вскочили в отходящий поезд, еле успев втащить в тамбур свои чемоданы. Ближайший вагон был полупустым, и нам удалось рухнуть на мягкие сиденья и разместить чемоданы на специальной стойке посредине вагона. В вагоне все нам сочувствовали и наперебой предлагали свои мобильные телефоны, чтобы мы могли еще раз связаться с коллегами в Лионе. Вошедший кондуктор отреагировал на наши билеты абсолютно спокойно и рассеянно проштамповал их.

«Наверное, можно будет вернуть и деньги за такси», – предложила Любовь Геннадьевна, на которую галантность французской транспортной системы произвела крайне приятное впечатление. Никто не говорил нам, что наши билеты – на другой поезд, никто не сдергивал нас с занятых мест. Можно было удобно устроиться на мягком сиденье и лакомиться багетом, любуясь проплывающими за окном французскими полями и замками. Забастовка оказалась безвредным и безопасным мероприятием, которое ничуть не изменило наших планов – за исключением переезда с вокзала на вокзал.

Как объяснили нам парижане, забастовка забастовкой, а права человека и гражданина – вещь неприкосновенная. И никакая забастовка в мире не должна их нарушать. Увы и ах, на родине мы привыкли к другому, и я мысленно позавидовала французам, которым удалось так хорошо и комфортно устроиться в той жизни, которую они сами для себя создали. Хотя, конечно, забастовки связаны с определенным дискомфортом, но это всего лишь дискомфорт, а не кровопролитие. И дискомфорт этот начинается и заканчивается точно по расписанию…

«А далеко на севере, в Париже…»

Вечно юный город

Юность так же присуща Парижу, как и древность. Я бы сказала, что этот физически древний город – психологически молод. Физический и психологический возраст есть не только у людей, но и у городов и даже стран. Психологический возраст Парижа – 20–25 лет, а физический – измеряется столетиями. Это ощущение вечной юности возникает мгновенно, как только ты спускаешься по трапу самолета, прилетевшего в аэропорт «Шарль де Голль», или садишься в вагон метро. Я вспоминаю один свой разговор в метро, когда в вагон вошли музыканты и фальшиво, но весело и азартно заиграли «Sous le ciel de Paris» («Под небом Парижа») …

Вид на Париж с высоты собора Парижской Богоматери

Мне стало весело от одного только ощущения азарта и бодрости, с которым они играли эту мелодию. Но сидевший рядом парижанин средних лет поморщился, как от зубной боли, при первой фальшивой ноте. «Они же фальшивят!» – сказал он мне с разочарованием. «Зато как улыбаются!» – воскликнула я. Мне вспомнились унылые голоса нищих в московском метро, их просьбы о помощи, собственное смущение, когда вынимаешь мелкую купюру или монетку и думаешь, что этим все равно не поможешь. В парижском метро преимущественно играют, поют и танцуют, а потом собирают с публики заслуженный гонорар. А в нашем – уныло просят о помощи…

А как же парижские клошары? – спросите вы. Их, конечно, немало, но их положение не такое плачевное, как кажется. Во-первых, у каждого из них есть медицинская книжка, а, во-вторых, они получают пособие от государства. Люди, которые играют и поют в метро, – это не нищие, а обычные актеры и музыканты, у которых вместо сцены – подземка. Они зарабатывают на жизнь, как умеют… И все время весело улыбаются.