Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура

Хартии сообщают нам мало известий относительно принципов, которыми руководствовались при замещении этих магистратур. Долгое время думали, что основной особенностью всякой коммуны является периодическое избрание ее магистратов жителями. Это неверно: во многих, притом довольно сильных коммунах, магистраты назначались сеньором. В Камбре эшевенов и присяжных назначал архиепископ. В Отене vierg'oм был не кто иной, как откупщик герцога Бургундского; последний назначал также мэра и эшевенов Дижона. Согласно Руанским установлениям мэр должен быть выбираем герцогом Нормандским из списка трех кандидатов, составленного муниципальной общиной. В корбийской грамоте сказано: «Эшевены и эшевенаж означенного города принадлежат церкви» (Li esquevins et l’esquevinage de ladite ville sont et appartiennent a l’eglise). Иногда коллегия должностных лиц сама пополняла себя путем кооптации, В Руане действительная власть сосредоточивалась в руках ста пэров, которые сами назначали из своей среды присяжных и советников; когда один из этих пэров умирал, то остальные замещали его по собственному выбору, не советуясь с остальной частью коммуны. Наконец, из сказанного явствует, что во многих городах магистраты также не подвергались периодическому переизбранию: в Брюгге, Брюсселе и многих других местах их служба была пожизненной. Зато в других городах, как Athyes, мэр и двенадцать присяжных ежегодно назначались «по избранию и с согласия всего города» (per communem electionem et assensum ville). Эти аномалии станут понятны, если мы вспомним, что коммунальные конституции, как настоящие договоры, возникшие путем переговоров, покупок или войн, представляли собой результат соглашения; что горожане отнюдь не старались коренным образом изменять существовавшие органы сеньориальной администрации, но, напротив, по мере возможности сохраняли их и довольствовались тем, чтобы в общем приноровить их к своим надобностям, поскольку соглашался на это сеньор; наконец, что в одних местах горожанам удавалось совершенно забирать их в свои руки, тогда как в других местах они принуждены были делиться ими с сюзереном. Вот почему скабинат — древнее каролингское судилище, присвоенное баронами, — почти повсюду сделался правительством города, сохраняя часто черты смешанного учреждения, одновременно и феодального, и коммунального. Следует прибавить, что в течение XIII в. города все более стремились лишить сеньора последних признаков власти, выкупить эшевенаж и сделать его годовой должностью. Гент добился этогов 1212 г., Мондидье — в 1220-м, Брюссель — в 1234-м, Лилль — в 1235-м, Брюгге — в 1241-м; аналогичное право было даровано Дуэ в 1228 г., но, по любопытной особенности, магистраты этого города избирались лишь через каждые тринадцать месяцев.

Если это преобразование увеличило независимость коммуны как целого, то оно не принесло никакой выгоды массе жителей. Простонародье, может быть, принимало участие в коммунальной революции и всеми силами поддерживало общественные требования, но, по-видимому, оно вначале не заявляло притязаний на доступ к муниципальным должностям; оно просто переменило господ. Расстояние, отделявшее высшую буржуазию от простого народа, не только не уменьшилось, но постоянно увеличивалось. Как ни разнообразны и сложны были способы избрания, они повсюду имели тот результат, что власть постоянно оставалась в руках одних и тех же фамилий; эти привилегированные роды, постоянно снабжавшие города эшевенами, носили в городах Фландрии и Восточной Франции особое название — Lignages, или Parages; они составляли немногочисленную аристократию, которая все более суживалась. Иногда они ссылались на старинные права, чтобы оправдать и до некоторой степени узаконить ту монополию, которой они пользовались; так, в Вердене около конца XIII в. три семьи утверждали, что они некогда дали 20 тысяч ливров, чтобы выкупить у епископа виконтство города, и на этом основании требовали для себя исключительного права на занятие муниципальных должностей.

Менее искусная и менее независимая от вмешательства сеньора, муниципальная конституция северных городов отличалась еще более олигархическим характером, чем политический строй южных городов.