Компетенция коммунальных магистратов; суд.
Эти должностные лица, являясь органами коммуны, действовали всегда от ее имени, хотя и не всегда могли считаться ее уполномоченными. Какова же была их власть, их прерогативы? Совершенно те же, какими пользовался владетель баронии. Прежде всего — и это было одно из существенных прав — они производили суд над своими согражданами, как сеньор — над своими крестьянами. В Средние века говорили: «Феод и суд — одно и то же». Могущественные коммуны Юга и присяжные города Севера обладали столь же неограниченной юрисдикцией, как и сеньоры; они присуждали виновных к штрафам, телесным наказаниям, смертной казни; они имели свои позорные столбы, у которых они выставляли и бичевали осужденных, свою виселицу, на которой их палач казнил тяжких преступников. Некоторые историки считали это право даже одним из существенных атрибутов коммунального строя. Это неверно: некоторые города, которые все памятники и даже их собственные хартии признают коммунами, обладали этим правом лишь отчасти. В тех местностях, где действовали Руанские установления, присяжные, избиравшиеся ежегодно пэрами, вели гражданские и уголовные дела, но в области уголовной юрисдикции им принадлежал лишь средний и низший суд, высшим же заведовали чиновники сюзерена. Первые присуждали к штрафу, тюремному заключению, выставлению у позорного столба, но к изувечению и смертной казни присуждали только последние. Другие коммуны владели только полицейской и дорожной юрисдикцией, а в некоторых местах, как, например, в Шони в Пикардии, мы не находим ни малейших следов самостоятельной юрисдикции.Ученые долго спорили о происхождении этих судебных прерогатив, стараясь объяснить, каким образом простым горожанам удалось в такой большой степени раздробить феодальный суверенитет. Чтобы объяснить этот факт, надо прежде всего вспомнить, что трибуналы эшевенов часто являлись средоточием новых льгот, что эти магистраты, оставаясь судьями, нередко становились и первыми должностными лицами коммуны. Когда же, напротив, эшевенаж в силу обстоятельств сохранял свой сеньорильный характер, община все-таки приобретала самостоятельную юрисдикцию. Во-первых, в силу того рокового закона, по которому всякая власть стремится расширяться; во-вторых, вследствие естественного развития полицейских прав, которыми были облечены муниципальные власти (права мести, сожжения или сломки дома виновного), прав, которыми они пользовались против всех, кто оскорблял город или нарушал его интересы; в-третьих, вследствие установленной учредительными хартиями солидарности между горожанами, обязывавшей их помогать друг другу. Повседневное осуществление этих прав и обычаев влекло за собой известную юрисдикцию, которую легко было расширить рядом мелких захватов.