Франциск Ассизский и католическая святость

Сей брат Иоанн ещё с детства, и опять же самовольно, начал носить вериги и предаваться особенному воздержанию. Поступив впоследствии в Орден Франциска, он сразу «стал таким духовным и набожным, что иногда... сердце его таяло, как воск на огне, и он разгорался божественной любовью в такой великой сладости благодати, что, не в силах будучи оставаться на месте и выдерживать такую сладость, вставал и, как бы опьянённый духом, начинал бегать то по саду, то по лесу, то по церкви, согласно тому, на что подвигало его пламя и порыв духа». С течением времени, когда брат Иоанн всё более возрастал «в божественных вознесениях и восторгах», подобное состояние всё чаще возникало и всё более укоренялось в нём, так что он начинал возноситься «к блистаниям Херувимов..., к воспыланиям Серафимов..., к блаженным ликованиям» и, наконец, дело дошло до того, что возомнил он себя восхищенным к любовным и чудным объятиям Христовым... Спустя три года, в течение которых брат Иоанн подобным образом «много раз был восхищен в Боге» и «весь был охвачен пламенем», ощущение «любовных и чудных объятий» у него пропало, так что скорби его не было предела. Он вышел в лес и начал метаться из стороны в сторону, кричать и рыдать, страстно желая возвращения прежнего состояния. Проведя «в беспрестанных рыданиях и вздохах» много дней, «с лицом, облитым слезами, и взором, поднятым к небу», Иоанн, наконец, увидел, что вблизи него появился некто в образе Христа, лицезреть Которого он так жаждал. И тут же францисканец бросился к ногам появившегося существа, безмерно рыдая и умоляя сподобить его прежнего состояния... И вот, после продолжительной мольбы и долгих слёз «Христос снизошёл к нему и протянул свои святейшие руки для лобызания. И, когда брат Иоанн облобызал их, он придвинулся и прильнул к груди Иисуса, и обнял Его и облобызал Его священнейшую грудь, и Христос так же обнял и облобызал его»162.

Подобная «мистическая» практика в последующие века приняла откровенно бесстыдный оборот, что показывают многочисленные примеры из жизни католических святых. Возьмём хотя бы ещё один. Это — «святая», жившая уже в XVI столетии — Тереза Авильская. «Когда богатейший Супруг, — пишет она в своих откровениях, — желает обогатить её и ласкает её ещё больше, Он так вовлекает её в Себя Самого, что подобно человеку, который лишается чувств от чрезмерного удовольствия и радости, она ощущает себя как бы несомой на этих Божественных руках, прилепившейся к этому священному боку и к этим Божественным сосцам»163.

«Это, конечно, не молитва и не общение с Богом, — пишет один из крупнейших русских мыслителей XX века А. Ф. Лосев, — это — очень сильные галлюцинации на почве истерии, то есть прелесть. И всех этих истериков, которым является Богородица и кормит их своими сосцами; всех этих истеричек, у которых при явлении Христа сладостный огонь проходит по всему телу и, между прочим, сокращается маточная мускулатура; весь этот бедлам эротомании, бесовской гордости и сатанизма — можно, конечно, только анафематствовать... В молитве опытно ощущается вся неправда католицизма. По учению православных подвижников, молитва, идущая с языка в сердце, никак не должна спускаться ниже сердца... Православная молитва пребывает в верхней части сердца, не ниже. Молитвенным и аскетическим опытом дознано на Востоке, что привитие молитвы в каком-нибудь другом месте организма всегда есть результат прелестного состояния. Католическая эротомания связана, по-видимому, с насильственным возбуждением и разгорячением нижней части сердца»164.

Далее Лосев в подтверждение своих слов приводит одно из многочисленных свидетельств святых отцов, освещающих данный вопрос. «Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца, — пишет святитель Игнатий Брянчанинов, — приводит в движение силу вожделения, которая, по близости к ней половых органов и по свойству своему, приводит в движение эти части. Невежественному употреблению вещественного пособия последует сильнейшее разжжение плотского вожделения. Какое странное явление! По-видимому, подвижник занимается молитвою, а занятие порождает похотение, которое должно бы умерщвляться занятием».

Тот же святитель, понимая страшный вред, который может принести душе изучение, а тем более — применение духовной практики католицизма, советует своим чадам заняться «чтением Нового Завета и святых отцов Православной Церкви (отнюдь не Терезы, не Францисков и прочих западных сумасшедших, которых их еретическая церковь выдаёт за святых)»165.