Франциск Ассизский

Уже говорилось, что Фридрих Барбаросса, борясь за чистоту благородной крови рыцарства, сильно ужесточил правила приема. При нем рыцари стали потомственными — то есть принимали только тех, у кого был рыцарем отец. Но, по большому счету, такое правило диссонировало с древней германской идеей общины воителей, из которой рыцарство и возникло. В отличие от римской аристократии, германская всегда ставила превыше всего ратное мастерство и боевую доблесть. В общину свободных воителей германец, имеющий боевые заслуги, мог попасть через особый обряд инициации. Обязательной частью его была клятва над обнаженным мечом. Римский историк Тацит описывает эти церемонии посвящения во II веке, и они очень напоминают рыцарские обряды высокого Средневековья.

Рыцарство, рожденное на германской почве, представляло собой элиту, но элиту «варварскую», в противовес римской. С течением веков германская аристократия повышала свой статус. Постепенно возникло желание поставить знак равенства между дворянством и рыцарством. Поэтому Барбаросса и попытался полностью закрыть доступ в рыцарство для храбрых крестьян и торговцев. Но если руководствоваться только критерием потомственности, то в воинскую аристократию неминуемо попадали трусливые и даже немощные дети рыцарей. Естественно, такой подход возмутил бы все тогдашнее общество. Поэтому существовало и другое правило: если сын или внук рыцаря не проходил посвящение до тридцати лет — он как бы лишался благородства, начиная нести повинности наравне с крестьянами, фактически переходя в их сословие. В 1200 году в документе «Обычаи Гайнау» («Coutumes du Hainaut») критический возраст для посвящения снизился до двадцати пяти лет. Но все же в начале XIII века, по выражению современного французского историка-медиевиста Жана Флори, «вход в рыцарство снизу еще не замурован наглухо». С одобрения Барбароссы придворный судья Королевства Сицилия пишет поправку к закону, по которой король все же вправе сделать рыцарем человека, у которого отец не был рыцарем. Был еще один шанс сделаться благородным для детей от мезальянса, только благородство в данном случае считается не по отцу, а по матери. Так утверждал французский придворный юрист XIII века Филипп де Бомануар[46] в книге «Обычаи Бовези». «Свобода и рабство передаются матерью, — пишет он. — Сын несвободной женщины, даже если зачат от дворянина, не может быть рыцарем, поскольку он — серв по матери… Неволя и рыцарство — непримиримые состояния».

Получается, Франциск — сын аристократки — имел преимущества перед бастардами рыцарей, даже самых знатных. Но на пути к рыцарству претендентов ожидали и другие препятствия. Прежде всего — запредельная дороговизна боевого снаряжения. Уже упомянутый нами Жан Флори провел исследования и подсчитал минимальную стоимость экипировки среднего рыцаря в 1100 году. У него вышло 250–300 су. Это стоимость примерно тридцати взрослых быков. А ко временам нашего героя сумма увеличилась примерно в пять раз, вероятно, с учетом инфляции. Факты говорят сами за себя: многие дворяне отказывались от рыцарского достоинства, не имея возможности оплатить оружие, доспехи и боевого коня. А ведь после церемонии посвящения новичку неукоснительно полагалось еще и организовать огромное пиршество для всего своего аристократического окружения. Чуть позднее такая же обязательная пирушка стала бичом студенчества. Из-за этого обычая многие способные студенты отказывались от звания бакалавра или магистра.

Рыцарство манило низшее сословие и ложилось тяжким бременем на плечи высшего. Уже при жизни Франциска у английского и французского королей не всегда получалось сделать из своих вассалов рыцарское войско. Многие предпочитали откупиться, заплатив особый налог под названием «щитовые деньги». На эти средства монархи искали себе профессиональных наемников, которые стали прообразом будущих регулярных армий.