Франциск Ассизский

После этого сна мысли о воинской карьере были навсегда оставлены. Наш герой вернулся домой к потрясенным родителям. Неизвестно, насколько бурно реагировал отец, но разрыва между ними тогда еще не произошло, поскольку по возвращении Франциск еще по инерции продолжает участвовать в пирушках. Отсюда можно сделать вывод: дорогостоящие доспехи и конь не пропали, иначе бы папаша Бернардоне вместо пирушек устроил бы сыну хорошую взбучку (как потом и случилось). Правда, есть и другая версия. Вполне возможно, никакого снаряжения просто не существовало. В «Первом житии» пера Фомы Челанского вообще не говорится о поездке вооруженного Франциска на встречу с де Бриенном. Зато упоминается некий задушевный друг-ровесник, с которым наш герой часто уходит в уединенный грот, дабы побеседовать о вечном. И после таких бесед он передумывает идти в Апулию. То есть воевать он действительно собирался, но до доспехов дело могло и не дойти. Следует отметить: «Первое житие» создавалось сразу после смерти Франциска, когда воспоминания еще не затерлись временем. И именно оно, в числе некоторых других, попало под запрет Парижского капитула 1266 года, где было решено уничтожить все биографии Франциска, созданные раньше «Большой легенды» святого Бонавентуры. «Первое житие» чудом сохранилось в списках и дошло до наших дней. Оно отличается меньшим количеством мистики по сравнению даже со «Вторым житием» того же автора, тоже пострадавшим от запрета. И в нем нет хрестоматийного сюжета о вещих снах Франциска.

Эти сны — очень яркий эпизод в биографии нашего героя. Почему же Фома Челанский, знавший Франциска лично, не удосужился упомянуть о них?

Рискнем предположить, что никаких снов не было или они не имели столь решающего значения, как сказано о том в более поздних биографиях. Но Церкви зачем-то понадобился такой сюжет.

В библейских текстах Бог очень часто говорит с человеком посредством сна. Иногда это происходит напрямую, иногда — посредством аллегорических видений, нуждающихся в истолковании. Подобные ситуации на страницах Священного Писания происходят с различными персонажами, от пророков и царей до простых людей. Во множестве похожих сюжетов угадывается некое правило, сформулированное в книге Иова: Господь говорит «с людьми во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей… тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает Свое наставление, чтобы отвести человека от задуманного дела и удалить от него гордость, чтобы отвести душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом» (Иов. 33:15–18). Ветхозаветная традиция пророческого сновидения перекочевывает в Новый Завет. Во сне узнает волю Божью святой Иосиф, во сне предупреждены волхвы об опасности возвращения к Ироду, даже жена Понтия Пилата видит пророческий страшный сон о суде над Христом и просит мужа: «Не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (Мф. 27:19).

У Франциска мы видим полный комплект небесных коммуникативных средств: и аллегорическое сновидение, неверно им истолкованное, и прямой диалог с Господом. Это придает образу святого из Ассизи весомость традиции и упрощает восприятие его личности народом. А главное — защищает от неоднозначности трактований. Ведь харизматичность и самобытность Франциска — это мощная, плохо управляемая сила. Оттого официальная Церковь пытается немного «причесать» его образ после смерти. По этой же причине долгое время замалчиваются и не считаются серьезным источником его собственные писания.

Мы вовсе не хотим отказать нашему герою в визионерстве. Конечно, у него были пророческие видения. Они бывают не только у святых. Самые убежденные материалисты порой сталкиваются с необъяснимым. Вспомнить хотя бы писателей-фантастов, предрекавших те или иные глобальные тенденции.

Но придавая слишком большое значение видению в Сполето, не умалим ли мы долгий и мучительный духовный путь Франциска? Слишком просто все оказывается в этом народном, почти сказочном сюжете: увидел сон и проснулся другим человеком, будто по мановению волшебной палочки. Но Господь — не волшебник, ему важна наша свобода воли. И в первой версии Фомы Челанского показано изменение вектора воли Франциска. Все происходит очень постепенно, через размышления и сомнения. Вот он ходит по пустынным местам с каким-то неведомым другом и говорит, говорит… Он пробует на вкус новые мысли, видит новые образы. Но старое окружение тянет назад. И он продолжает мечтать о блестящем будущем, но в какой-то момент замечает, что рыцарские доспехи — не источник света. Они сияют, лишь отражая. И Франциск начинает искать настоящий свет.

Где он? В том, чтобы помочь нищему? Или написать гениальный церковный гимн? Или, может, в том, чтобы перестать думать о земных радостях, стремясь лишь к Царству Небесному?