«Осина, - говорю я, - это под которой подосиновики, грибы с красной шляпкой. Шяпо руж».
«Понятно, - отвечает он, - осина по-нашему «трамбль».
«Трёмблян, дрожащий, - снова припоминаю я, - у нас есть поговорка такая, дрожит как осиновый лист»…
А сам думаю:
«Как же много общего даже в наших языках».
«Лё шэн – дуб», - прибавляю я, вспоминая, что у меня дома пол настелен из лёшенового паркета…
К концу моих объяснений, француз уже почти теряет голос. Он совершенно охрип. Работающий на полную мощность кондиционер довершил своё пагубное дело. А я ничего, даже напеваю песню «Шумел сурово брянский лес». Потом окажется, что Ирван двадцать лет поёт в хоре, и в музыке, и в верно взятых нотах разбирается. Ну а я, по глупости и чтобы похвастать, на рыбалке буду петь ему песню «Я умею мечтать» Юрия Лозы.
Часть I. Глава V.
День первый. Продолжение.
Знакомство с городом.
За окном показались пригороды Брянска. Через десять минут поезд останавливается. На вокзале нас встречает Павел, мой компаньон по работе.
«Это Поль, - говорю я, представляя его французу, - а это Ирван». Француз и русский секунду смотрят вопросительно друг на друга, а потом крепко пожимают друг другу руки. После этого мы укладываем наши вещи в багажник и садимся в машину. Форд Фокус уверенно везёт нас ко мне домой.
Дома нас уже ждут жена и мать. Мы весёлые с рюкзаками и сумками вваливаемся в прихожую. Ирван сразу замечает на стене около боксёрской груши медали и ордена. Они висят на коврике на самом видном месте.
«Это моя жена сделала, - говорю я, - она у меня рукодельница. Видишь, как красиво и коврик вышила, и медали к нему прикрепила. А награды это моего тестя, участника Великой Отечественной войны». Француз достаёт фотоаппарат и делает снимки. В объектив попадает также мой сэнсэй, запечатлённый на фотографии чуть выше. Он делает ката на берегу Чёрного моря в спортивном лагере в Абхазии. Потом мы проходим на кухню.
Стол там давно накрыт и ждёт нас. Чего только на нём нет: холодный красный борщ, горячие котлеты, которые жена только сняла со сковородки, она их потрясающе научилась готовить ещё на Севере, толчёная картошка, малосольные огурчики, помидорчики, всевозможная зелень. Тут и петрушка, и шпинат, и кинза с укропом, зелёный лучок, сельдерей и прочее. Еды столько, словно мы собрались отпраздновать свадьбу, а не принять единственного гостя, да ещё такого поджарого.
Хотя нет. На столе отсутствует сливочное масло. Жена его не поставила. Может, забыла, а может, подумала, что это вредный продукт для европейцев. Как потом окажется – зря она так подумала.
Ирван фотографирует стол. Всё на нём сервировано красиво и смотрится аппетитно. Но есть ещё одна необычность в сервировке стола – это полное отсутствие на нём спиртного. Про него мы тоже забываем, сами то мы давно не пьём, поэтому я даже не спрашиваю у Ирвана, хочет ли он с дороги выпить стаканчик вина...
Мама моя, конечно, помнит о таких вещах, она пятьдесят лет прожила с пьющим человеком, моим отцом, но подсказывать нам в таких вещах не спешит.
После ужина я предлагаю Ирвану прогуляться по вечернему Брянску. Моя мать опять против:
«Дай человеку с дороги отдохнуть, - говорит она, - нагуляетесь ещё».
Но француз спортивный парень. Ему 53 года (на три меньше чем мне), а он до сих пор бегает марафон. Поэтому он не хочет показать мне свою слабину и сразу после ужина рвётся в бой. У себя в Морле он и своих учеников приучает к спорту. Они у него в основном выходцы с Ближнего Востока и Южной Азии. Потом он мне покажет их фотографии, сделанные на пикнике. Сплошь одни смуглые и раскосые лица: тайцы, вьетнамцы, пакистанцы, алжирцы, марокканцы и прочее.
«У тебя тут одни нерусские», - скажу я.
Но Ирван не поймёт моего юмора.
«Да, - скажет он, - русских у меня только двое учеников».
И потом расскажет, что работает он учителем уже давно, что
отпуск у него шесть недель, четыре из которых он путешествует по миру, иногда на велосипеде, но чаще на своих двоих. Часто ночует, где придётся. Бывает, приютят незнакомые люди, а бывает, приходится ночевать в палатке под открытым небом. Но это даже романтичнее. Он очень спортивный мужик и очень целеустремлённый.
Поэтому маму мою он слушать не стал. Для крепкого мужика это было бы неловко, тем более передо мной. Я ведь тоже ему разные свои каратистские фортели показывал. Хотя нашу поговорку, «То, что русскому хорошо, то иностранному человеку не очень»… и даже, как бы крепко он ни выглядел, ещё никто не отменял, Но мы вернёмся к этой поговорке в дальнейшем моём повествовании…
На улице было тихо и тепло. Фонтаны поднимали к небу свои разноцветные струи и, падая, рассыпались на тысячи брызг. Вечером они у нас ярко подсвечены. Я живу в центре города, на площади Партизан. Наш город единственный в своём роде. Он имеет статус города Партизанской Славы. Городов-Героев много, а наш такой один.