В этой взрывоопасной обстановке, вызванной подозрительным и неприязненным отношением мусульман к иноверцам, легковозбудимая толпа городских низов легко поддавалась на призывы к мятежу против них. Более того, пребывание французов в Египте нарушило баланс в отношениях между мусульманским и немусульманским населением Египта{180}
- не случайно восстания против оккупантов проходили под антихристианскими лозунгами, и начинались с погромов домов коптов, сирийцев и европейцев. Устоявшиеся веками правила, на основе которых происходило межконфессиональное взаимодействие, стали нарушаться. Мусульмане всегда находились в привилегированном положении, но с приходом французов часть населения, не исповедавшая ислам, почувствовала относительную свободу, и стала нарушать ранее принятые нормы. Однако французам было важно успокоить мусульманское население Египта и свести возможность мятежей к минимуму, поэтому оккупационные власти следили за тем, чтобы немусульмане открыто не нарушали налагавшиеся на них запреты. Например, христианам было вновь предписано носить чалму темных цветов, что являлось одним из правил на протяжении многих лет сосуществования ислама и христианства в Египте, и которое стало игнорироваться после прихода французов{181}.Повседневные отношения между оккупантами и местным населением после первого восстания обострились, французы стали более настороженно относится к мусульманам. После мятежа они, чтобы держаться вместе, поселились в домах поблизости друг от друга в квартале аль-Азбакийа, выселив оттуда местных жителей. По словам аль-Джабарти, «это было вызвано тем страхом, который французы [со времени восстания] испытывали перед мусульманами»{182}
. По этой же причине французы стали выходить на улицу только с оружием, хотя раньше они ходили по городу без него. Как свидетельствует хронист, «сейчас даже те из них, кто не носил с собой оружия, брали с собой в руки палку, хлыст или что-либо подобное. Они стали испытывать ненависть к мусульманам и остерегаться их»{183}. Со временем отношения с местным населением вошли в прежнее русло, хотя настороженность по отношению друг к другу сохранилась у обеих сторон.Однако антифранцузские настроения не покидали жителей и в полной мере проявились во время подготовки эвакуации французов и второго восстания в Каире: «Сердца стали наполняться радостью и счастьем по случаю изменения положения и освобождения страны из рук нечестивых»{184}
. Французы также «смотрели на жителей глазами, полными ненависти»{185} после очередного восстания.В этот период отношения между французами и местным населением, а также между христианами и мусульманами были очень напряженными. По словам аль-Джабарти, «христиане - копты и сирийцы оскорбляли мусульман, ругали их, били и забирали у них все, что хотели»{186}
. Французы также притесняли египтян и грабили их дома. После убийства главнокомандующего Клебера французы находились в таком отчаянии, что «у них была идея заколоть шпагами и христиан, и мусульман - убить их всех»{187}. Примечательно, что в этом порыве французов проявилось их отношение ко всем жителям Египта, вне зависимости от исповедуемой религии.Особенно отношения обострились после прихода к власти генерала Мену, несмотря на то, что тот старался проводить политику ориентированную скорее на мусульман - сам он женился на правоверной, принял ислам, и в диван при нем не входили религиозные меньшинства, к которым главнокомандующий к тому же испытывал личную неприязнь{188}
. Однако, по свидетельству аль-Джабарти, конфликты на повседневном уровне лишь усугубились: «Французы стали относиться к мусульманам еще с большим презрением и неприязнью. Жителям приходилось выносить различные унижения и оскорбления. Французы и их помощники и сторонники - местные христиане: копты, сирийцы и греки - унижали и оскорбляли их. Они заставляли жителей вставать при своем приближении и дошли до того, что когда кто-либо из высокопоставленных французов проходил по улице и какой-либо житель не вставал, то помощники высокопоставленного лица возвращались к этому человеку, хватали его, отводили в крепость, в тюрьму, в течение многих дней держали его там, избивали, а освобождали лишь по ходатайству знатных лиц»{189}.