Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

Что касается Вольнея, то с первых строк своего рассказа о Египте он подчеркивает, что все в этих краях необычно и удивительно для европейца: «Множество незнакомых объектов завладевают его чувствами - это варварские звуки, резкие и гортанные интонации языка режут его ухо; это странные одежды и лица диковинного вида»{345}. Особенно подробно Вольней описывает резко отличающиеся от европейских смуглые лица, обрамленные бородой и усами, а также - длинные одежды египтян. Местных женщин Вольней называет «блуждающими призраками, которые, будучи закутаны в цельный кусок ткани, походят на людей только глазами»{346}. Османская империя, как следует из рассказа Вольнея, разительно отличается от Европы, и, приглядевшись, путешественник увидит в окружающем пейзаже и людях отпечаток «жадности сильных и недоверчивости рабов»{347}. В отличие от Европы, в этих краях опасно путешествовать: «Для нас путешествия - приятные поездки, здесь же - трудная и опасная работа»{348}, в частности, из-за местного населения, которое считает европейцев «чародеями, прибывшими похитить с помощью магии сокровища, спрятанные джином под руинами»{349}.

Вольней не описывает обычаи египтян и не останавливается подробно на их образе жизни, тем не менее из его повествования следует, что жители Египта пребывают в невежестве и бедности из-за бездарного управления деспотов, а дух рабства пронизывает все общество.

Итак, оба автора считают жителей Египта отставшими в развитии от европейцев, а их рабское положение, как следует из сочинений Савари, только усиливает их суеверия и предрассудки. Таким образом, из сочинений путешественников видно, что деспотизм пронизывает все восточное общество и мешает его развитию. По мнению А. Лоранса, «у авторов XVIII столетия деспотизм - это не просто политическая надстройка, но та основа, которая формирует и структурирует общество и политику»{350}. Концепция восточного деспотизма и связанного с ним невежества и духа рабства была распространена в то время, хотя не все с ней соглашались. Более того, суть дискуссий XVIII в. среди французских философов о восточном деспотизме, как показала американская исследовательница Ина Багдианц МакКейб, сводилась либо к критике французской монархии (Монтескье) путем описания восточной тирании, либо к ее защите (Анкетиль-Дюперрон) путем отрицания существования азиатского деспотизма{351}. То есть, восточный «Другой» служил, прежде всего, инструментом познания самих себя.

Наследие Древнего Египта в оценках Вольнея и Савари

Савари подробнейшим образом описывает памятники старины и рассказывает о Древнем Египте, отводя ему важную роль в мировой истории: «В этой знаменитой долине [Нила] человек впервые зажег светоч знаний, отблеск которого распространился на Грецию и ярко осветил весь мир»{352}. Однако, как не раз отмечает путешественник, тираническое правление мамлюков и османов не способствует возрождению этих знаний. Савари разрабатывает подробный маршрут путешествия, которое может предпринять европеец в Египте по тем еще неизведанным местам, где восемнадцать веков не было никого из Европы{353}. Хотя, по словам Савари, такое путешествие будет опасным, оно принесет совершившему его человеку славу и бессмертие{354}, а сделанные им исторические и археологические открытия будут бесценны.

Вольней же практически ничего не рассказывает про Древний Египет, отсылая читателя к многочисленным авторам, до него писавшим на эту тему, и уделяет внимание только пирамидам. Склоняясь к версии, что это - огромные гробницы царей, и описывая монументальность сих сооружений, поражающих воображение человека и свидетельствующих о его возможностях, Вольней, однако, отмечает, что его охватывает сожаление при мысли, что «для возведения бесполезной гробницы нужно было изводить двадцать лет целую нацию»{355}. Таким образом, Вольней снова возвращается к идее восточной тирании, которую он находит не только в современном, но и в древнем Египте: «Возмущает причуда деспотов, которые приказали произвести эти варварские работы; это чувство не раз возвращается при посещении монументов Египта»{356}. Впрочем, несмотря на такое отношение, Вольней считает, что сохранить эти памятники необходимо «как наследие для будущего поколения»{357}, хотя власти Египта этим не озабочены. Если бы Египтом управляли люди, знакомые с изящными искусствами, то можно было бы совершить много открытий для лучшего понимания древности. И, путешественник выражает надежду на возможное осуществление этого.

* * *

Какой же образ Египта мог сложиться у читателя после прочтения книг наших авторов?