Французская империя и республика

Алжирскую войну, которая длилась с 1954-го по 1962 г., и поныне считают одним из важнейших событий в истории Франции второй половины прошлого столетия. Ведь она не только привела к потере ее самой значительной колонии в Северной Африке, считавшейся жемчужиной Французской империи, но и подобно урагану с небывалой силой сотрясла политическую и экономическую систему страны, все французское общество. Достаточно лишь упомянуть о том, что эта война стала причиной двух военных путчей, появления тайной ультранационалистической организации «Секретная армейская организация» (ОАС), проведения серии массового террора и, словно всепожирающая раковая опухоль, в конце концов разрушила организм Четвертой республики.

Историки, все как один, называют ее «долгой, кровопролитной и невиданно жестокой». Но кроме этих «дежурных» эпитетов, все остальное в их характеристиках алжирских событий заметно разнится. Одни склонны считать мощный всплеск национально-освободительной борьбы в Алжире следствием ослабления и выведения с мировой арены «старых» империй (таких как Франция, Англия, Испания, Португалия) и появления новых — в первую очередь США и СССР. Другие кровавую бойню и ужасающий по своему масштабу террор тех лет приравнивают к геноциду алжирского народа, начало которому было положено французскими колонизаторами с момента захвата Алжира. Третьи (к их числу относятся публицисты Бернар Коль и Тауэс Титрауи) называют эти события «двойным гражданским конфликтом, в котором арабы сражались с арабами, а французы — с французами». Другими словами — этакой своеобразной гражданской войной, охватившей две взаимозависимые друг от друга страны. Ну а представители советской исторической науки долгое время называли эти события народно-демократической революцией алжирского народа. Сегодня же некоторые исследователи, проводя параллели с современностью, находят много общего между ситуацией, сложившейся в отношениях Франции и Алжира в 60-е гг. прошлого столетия, и действиями нынешних алжирских радикальных исламистов, главным инструментом которых остается все тот же террор. Недаром одна из статей журналиста Д. Назарова, посвященная очередной годовщине алжирской войны, намекает на эту похожесть даже своим названием — «40 лет назад кончилась война за Алжир. Но кончилась ли она?» И таких, совершенно разных точек зрения на боевые действия более чем пятидесятилетней давности встречается в исторической литературе немало.

Да что там историки! Неоднозначную оценку алжирских событий долгое время давали и представители французской власти. Вплоть до конца прошлого столетия для обозначения боевых действий в Алжире ими использовался термин «восстановление общественного порядка». И только в 1999 г. Национальное собрание Франции официально признало их «войной».

Такая смена формулировки во многом была обусловлена изменениями, произошедшими со времени окончания этого военного конфликта как в жизни участвовавших в нем стран, так и в мировой политике в целом. Но не только. С каждым годом мир узнавал о нем все больше и больше подробностей, мало известных или не известных доселе фактов, которые меняли устоявшиеся представления о ходе и характере некоторых событий, роли в них различных военных и политических группировок, отдельных политиков и военачальников и даже целых стран. Хотя и поныне не все тайные пружины этой войны стали явными, а загадки разгаданными. О некоторых из них и пойдет речь в этой главе.

Драматические события алжиро-французского противостояния 60-х — начала 70-х гг. ХХ века «не отпускают» умы и сердца не только тех, кто их пережил, но и людей нынешнего поколения. За минувшие полстолетия отношение к этой трагической странице истории, общей для Франции и Алжира, прошло сложный путь — от стремления «все забыть» до потребности «все узнать». Сегодня Алжир, по выражению известного французского историка Бенджамина Сторы, «стал центром „войны памятей”». «Ощущение, которое возникает сегодня в связи с алжирской войной, — пишет он, — это ощущение выхода из состояния забвения, причем в обеих странах. Это имеет отношение к историческому изучению данной темы. Сначала имело место исследование памяти. Это была задача первостепенной важности: ведь только сознательное присвоение памяти в ее разнообразных модификациях позволяет признать прошлое прошлым, то есть не переживать его как настоящее. И в этом смысле работа историка над алжирской тематикой отнюдь не лишена определенного катарсического эффекта. Этот трудный анализ позволяет увидеть, как функционирует, с одной стороны, память, с другой — забвение, с одной стороны, знание, с другой — незнание; как могут сосуществовать общая история и одновременно отказ признавать другого».