Французская империя и республика

Вместе с материальным благосостоянием «франко-алжирцы» достигли и доминирующего положения в жизни алжирского общества (недаром в народе их верхушку образно называли «ста сеньорами Алжира»). Именно эти 1,029 млн колонистов, составлявших абсолютное меньшинство (около 13 %) населения Алжира, считались его элитой. И в правовом отношении, как отмечал Сергей Немырыч (коллективный псевдоним сотрудников газеты «Зеркало недели. Украина»), «голос одного „черноногого” весил столько же, как голоса девяти „мусульман”». Впоследствии в силу всех этих обстоятельств «черноногие» сыграют немалую роль в алжиро-французской войне.

Поощряя активную иммиграцию европейского населения, французские власти преследовали благую цель — увеличение притока капитала и различных инновационных методов хозяйствования из метрополии в отсталую аграрную экономику Алжира. Земля была одним из главных богатств этой страны, и потому подавляющее большинство земельных владений в ней теперь «на законном основании» стали собственностью Франции. В своей книге «Короткий век блистательной империи» А. Б. Широкорад довольно подробно описал процесс этого так называемого «узаконивания» (или, попросту говоря, присвоения): «Французские власти экспроприировали земли коренного населения Алжира. По королевскому указу 1840 г. конфискации подлежали земли лиц, поднявших оружие против Франции или перешедших на сторону врага. В 1843 г. «собственностью французского государства» стали принадлежавшие дею земли бейлик, а также земли мусульманских общин хабус. Ордонансы 1844 и 1846 гг. предписывали конфискацию «бесхозных земель, права собственности на которые до 1 июля 1830 г. нельзя доказать предшествующими текстами». Поскольку многие алжирские племена не могли документально доказать свое право владения землями, они были их лишены. В дополнение к этому в 1851 г. было предписано провести принудительное ограничение земель всех племен. На каждого члена племени выделялось по 8–10 гектаров, хотя бытовавшая в то время в Алжире система земледелия, а также практика выпаса скота требовали земли в 2–3 раза больше. В результате в руках французских властей скопился огромный земельный фонд, который постепенно распродавался колонистам, неизменно превращаясь в объект всевозможных спекуляций».

К тому же, провозглашая официальной целью колонизации повсеместное распространение мелких землевладельческих хозяйств, французские власти концентрировали огромные массивы земель, лесов и других полезных угодий в руках крупных капиталистических компаний. Особенно это было характерно для периода правления Наполеона III, когда «Компани женевуаз» в 1853 г. получила 30 тысяч га, компания «Хабра э Макта» в 1861 г. — 25 тысяч га, «Сосьетэ женераль альжерьен» в 1864 г. — 100 тысяч га леса. Такое распределение, безусловно, способствовало созданию крупных сельскохозяйственных экспортных ферм, внедрению в горнодобывающую, деревообрабатывающую и другие отрасли промышленности более прогрессивных капиталистических методов производства (это ли не признак привнесенной цивилизации?). В то же время, оно вело к разорению и обнищанию основной массы арабов, «которых оттеснили на малоплодородные земли в горных и пустынных районах». Когда колонисты, захватившие лучшие угодья, вели на них капиталистическое хозяйство с применением наемного труда, алжирские крестьяне, оттесненные на малопригодные для сельхозработ земли, не могли уже прокормить даже себя самих. «В этих условиях, — как справедливо отмечал Широкорад, — всякое стихийное бедствие и неурожай влекли за собой катастрофические последствия. Пример тому — голод 1866 г., унесший жизни свыше 500 тысяч алжирцев».