Читаем Французская кухня в России и русской литературе полностью

Помнишь ли, мой брат по чаше,Как в отрадной тишинеМы топили горе нашеВ чистом, пенистом вине?[468]

В стихотворном послании к своему учителю латинской и российской словесности в Царскосельском лицее Александру Ивановичу Галичу Пушкин пишет:

И пенистый бокалНам Бахус подавал[469].

«Шипенье пенистых бокалов» встречается и в поэме «Медный всадник»[470]. И не только «пенистый бокал», у Пушкина это еще и «бокал опенненный», как в стихотворном послании другу по литературному обществу «Зеленая лампа» Александру Всеволожскому:

Кипит в бокале опененномАи холодная струя[471].

В стихотворении «Пирующие студенты» Александр Сергеевич использует метафору «вино златое»:

Скорее скатерть и бокал!Сюда, вино златое!Шипи, шампанское, в стекле…[472]

А в «Отрывках из путешествия Онегина» — уже не просто «вино златое», а «брызги золотые»:

Все в неге, пламени любви,Как зашипевшего АиСтруя и брызги золотые[473].

Удивительные и парадоксальные образы находил Александр Сергеевич для шампанского в стихотворении «27 мая 1819 года»:

Шампанского в стеклянной чашеКипела хладная струя[474].

Друг Пушкина поэт Евгений Баратынский в поэме «Пиры» находит для шампанского еще более возвышенный эпитет — «звездящаяся влага»[475]. Еще один современник Пушкина — драматург Александр Грибоедов — в «Письме из Бреста Литовского к издателю „Вестника Европы“» обращается к шампанскому в стиле высокой патетики: «Заискрилось шампанское в стаканах»[476]. И Михаил Лермонтов в «Начале поэмы», как истинный поэт, не мог не писать о шампанском:

В стекле граненом, дар земли чужой,Клокочет и шипит аи румяный[477].

Замечательная поэтесса княгиня Евдокия Ростопчина, знавшая Пушкина и дружившая с Лермонтовым, писала в стихотворении «Опустелое жилище» о шампанском в том же стиле:

Ждет у двери гость бывалый…Не отворится она!Не запенятся бокалыИскрометного вина![478]

У Николая Некрасова шампанское в поэме «Современники» — «влага искрометная»[479], а у Николая Лескова в рассказе «Жемчужное ожерелье» — оно «веселый нектар Шампани»[480]. Мигающие иглы тонкого льда увидел в шампанском Петр Боборыкин, герой его романа «Китай-город»: «Палтусов глядел в стакан с шампанским, точно любовался, как иглы тонкого льда мигали в вине и гнали наверх пузырьки газа»[481]. У Алексея Апухтина в стихотворении «M-me Вольнис» — это «Франции кипучее вино»[482]. У Николая Языкова в стихотворении «Ау!» шампанское — «искрокипучее вино»[483]; тот же поэт в стихотворении «Кубок» пишет, что это вино оживляет человека:

Восхитительно играетДрагоценное вино!Снежной пеною вскипаетЗлатом искрится оно.Услаждающая влагаОживит тебя всего[484].

У Александра Блока шампанское приобретает мистические коннотации — например, в стихотворении «К музе» веселье и радость исчезают, и шампанское появляется в демоническом контексте:

И коварнее северной ночи,И хмельней золотого аи,И любови цыганской корочеБыли страшные ласки твои…[485]

А в стихотворении «В ресторане» шампанское сравнивается с небом и становится золотым. Так, золотым некогда иконописцы символически изображали небо на своих иконах:

Я сидел у окна в переполненном зале,Где-то пели смычки о любви.Я послал тебе черную розу в бокалеЗолотого, как небо, аи[486].

У Сергея Есенина, который, как вспоминает Елизавета Устинова, в последний год пил только шампанское[487], оно тоже вызывало небесные коннотации. Ему казалось, что шампанское напоминает зарево заката: «В багровом зареве закат шипуч и пенен» («22 июля 1916 года»)[488].

В стихотворении Андрея Белого «Пир» шампанское наделено неизъяснимой внутренней энергией:

И гуще пенилось вино,И щелкало взлетевшей пробкой[489].

А в его стихотворении «В летнем саду»

…Осанистый лакейС шампанским пробежал пьянящимИ пенистый бокал поднес…[490]

Шампанское не только наделялось столь многими одухотворенными поэтическими эпитетами, но и стало метафорой состояния человеческой души, образа жизни, философии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука