Французская кухня в России и русской литературе

Шампанское — это радость жизни человека. Евгений Баратынский в «Пирах» восклицает: «И брызжет радостная пена, / Подобье жизни молодой»[491]. Петр Вяземский пишет о «благословенном Аи» в стихотворении «К партизану-поэту»: «Так жизнь кипит в младые дни»[492]. И, конечно же, Пушкин, чьи строки нам известны со школьной скамьи:

В лета красные мои,
В лета юности безумной
Поэтический Аи
Нравился мне пеной шумной…[493]

Александр Сергеевич, простившись с «юностью безумной», воскликнул: «Да здравствует Бордо, наш друг!», а его современник Языков, оставив в прошлом «дни юности счастливой», также расстался с шипучим вином, которое «сверкало золотом, кипело пеной белой», полюбив «вино густое, как елей, и черное, как смоль» — о чем сообщает в стихотворении «Малага». Но это вино — испанская малага — к нашей теме уже не относится[494].

По словам персонажей «Горя от ума», Чацкий тоже очень любил шампанское:

Хлёстова: Шампанское стаканами тянул.

Наталья Дмитриевна: Бутылками-с, и пребольшими.

Загорецкий (с жаром): Нет-с, бочками сороковыми[495].

Шампанское было особым знаком уважения и почтения к гостю. Так, в рассказе Александра Куприна «Хорошее общество» неподнесенный бокал шампанского предстает как совершенно очевидная обида для одного из героев: «Однажды, на именинном обеде, лакей за шампанским подал Дружинину обыкновенного белого вина. Этот случай заставил Дружинина не бывать у Башкирцевых несколько недель»[496].

Там, где речь шла о многомиллионных состояниях, появлялось и шампанское — как, например, у Алексея Толстого, описывающего 20‐е годы XX века в трилогии «Хождение по мукам»: «В последнее десятилетие с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским»[497]. Реки денег и реки шампанского сливались накануне Первой мировой войны в лукулловых пирах, запечатленных Владимиром Гиляровским в «Нижегородском обалдении»: «Под весь этот несмолкаемый шум хлопали в ресторане [„Эрмитаж“] поминутно пробки шампанского, которое здесь лилось рекой»[498]. А в «Москве и москвичах» у Гиляровского — уже не река, а море шампанского: «Купеческий клуб. Лукулловы обеды по вторникам. Кроме вин, которых истреблялось море, особенно шампанского, Купеческий клуб славился один на всю Москву квасами и фруктовыми водами…»[499]. И в мемуарах графа Михаила Бутурлина, долгое время жившего во Флоренции и весело растратившего свое огромное состояние, читаем: «Бывали у меня на квартире довольно частые обеды и ужины. Гостями моими были некоторые из наших офицеров и штатские петербургские мои знакомые, преимущественно из иностранцев; тут шло, разумеется, разливное море шампанского…»[500].

Иногда богатство приводило не к метафорическому «морю шампанского», а к реальной ванне с шампанским, о которой писал Гоголь в «Мертвых душах»: «Вон, какой был умный мужик: из ничего нажил сто тысяч, а как нажил сто тысяч, пришла в голову дурь сделать ванну из шампанского, и выкупался в шампанском»[501]. Ванна из шампанского присутствует и в рассказе Льва Толстого «Два гусара»: «Ванну сделаю из шампанского и буду купаться!»[502] Уже не ванна, а бассейн с шампанским появляется в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова на бале у сатаны, купание в котором символизирует возвращение к жизни, обретение красоты и молодости. «Одуряющий запах шампанского подымался из бассейна. Здесь господствовало непринужденное веселье. Дамы, смеясь, сбрасывали туфли, отдавали сумочки своим кавалерам или неграм, бегающим с простынями в руках, и с криком ласточкой бросались в бассейн. Пенные столбы взбрасывало вверх. Хрустальное дно бассейна горело нижним светом, пробивавшим толщу вина, и в нем видны были серебристые плавающие тела»[503].

Шампанским чествовали победителей на скачках. Борис Зайцев писал в «Голубой звезде», что с ипподрома «победители летели по ресторанам… ловить легкое мгновение текущей жизни. Для них широко был открыт „Яр“, играл оркестр, и знаменитый румын выбивал трели, горело золотом шампанское в вечернем свете»[504].

Шампанское сопровождало все праздники, а в Татьянин день, по свидетельству Чехова, шампанское «пили с усердием дятла, долбящего кору»[505]. Не обходились без шампанского и крестины. В романе Достоевского «Бесы» акушерка Арина Прохоровна Виргинская «по совершении обряда шампанское непременно выносила сама»[506].