Французская любовь

Признаться, порой ей это удавалось. Несколько раз я попадался. Вернее, сдавался, шел на поводу. Подключался, например, к ее планам. Организовывал общий досуг… Но это происходило все реже. Я старательно отдалял ее от своей частной жизни. Был всегда начеку.

Ее предприимчивость не знала границ. Временами я всерьез задумывался: а так ли уж ей был нужен я? И так ли уж бескорыстна была ее любовь ко мне? И вообще — любовь ли это, как она уверяла, на самом деле?

Как ни странно, именно эти противоречивые размышления меня страшно заводили, и самые лучшие моменты нашей близости были спровоцированы столкновением парадоксальных пристрастий, хотя заканчивались иной раз бурными размолвками. Наше общение сводилось теперь в основном к единственному процессу, устраивавшему нас обоих. И развивалось оно исключительного в границах одного номера в отеле.

Я бывал порой беспощадным. Смакуя, раскрывал ей подробности своей интимной жизни, дразнил, подзадоривал, возбуждал воображение, подтверждая, возможно, ревнивые догадки. Ее это явно бесило, а я буквально наслаждался плодами этого бешенства. Непредсказуемость ее реакций нравилась мне, разжигала пыл, не позволяла застояться. Порой, когда чертовки не было рядом, я даже искренне скучал, вспоминая наши с ней неистовые выяснения отношений и другие зажигательные игры…

Удивительно, но как на все ее поездки, причуды, выкрутасы и авантюры смотрит ее муж? Или он еще до конца не осмыслил, с кем связал судьбу? А может, муж вообще был только ширмой, фикцией?

Впрочем, меня это не сильно заботило.

Каждый из нас получал на данный момент то, что хотел. До поры до времени, как говорится.

— Жерар, милый!

— Да, ма шерри?

— Ты был прекрасен прошлой ночью. Отчаянно страстен, горяч, ненасытен…

Умеет, умеет польстить, чертовка!

— Благодарю, но с тобой иначе нельзя, ма шерри, ты восхитительна.

Не оставаться же в долгу.

— Придется теперь быть осторожнее, милый.

В каком смысле — осторожнее?

— Мне кажется, пришло-таки время познакомиться с твоими родителями.

Очередной заход, чертовка?

— Милая, не начинай, мы же договаривались…

— Милый, увы, все течет, все меняется… Иногда жизнь, хотим мы того или нет, диктует новые правила, вносит свои коррективы… Порой даже… ломает традиции.

Так. Новая игра. Спокойно. Никаких эмоций.

— Извини, я тороплюсь. Совсем забыл, у меня важная встреча.

— Сегодня воскресенье. Твоя важная встреча — обед у родителей, и мы пойдем туда вдвоем.

Спокойно, Жерар, спокойно, не поддавайся!

— М-м-м… милая, ты когда уезжаешь?

— Все зависит от тебя.

Это уже что-то новенькое.

— Ты больше не торопишься домой? Тебя там никто не ждет?

— Никто. Уже никто. Мой муж подал на развод.

Ха-ха.

— Что ж, теперь нам будет проще встречаться.

— Не ерничай. Я беременна…

— Ой-ля-ля, вот это новость, поздравляю!

— …От тебя.

Все испортила, глупая чертовка.

А ведь могли бы еще столько ночей наслаждаться друг другом!..

Глупая, до чего же глупая. И — недальновидная.

До идиотизма.

Такой тривиальный, дешевый прием!

Могла бы придумать что-нибудь и более занимательное.

Увы, здесь она просчиталась. Просчет, за которым теперь для нее — пустота.

Какие, однако, широкие у нее запястья. И руки заметно крупные. Как у простолюдинки.

А размер ноги, похоже, не многим меньше, чем у меня. И щиколотки соответственно тоже нетонкие, неизящные. Далеки от аристократизма ее конечности, короче говоря. Прежде почему-то не обращал внимания. Скрывалось как-то — за общим антуражем. Не присматривался, точнее.

Так вот в чем суть! Как ни прикидывайся, сколько ни образовывайся, низкое происхождение все равно даст о себе знать. Рано или поздно.

И это многое теперь объясняет.

Выходит, ничего удивительного: все ее примитивные ухищрения должны, обязаны были со временем проявиться. Но так глупо?! Досадно даже…

В глубоком молчании я проводил ее в аэропорт. Она тоже замкнулась. Не могла взять в толк, вероятно, с чего это я вдруг стал неприступнее цитадели.

Адью, крошка. С меня довольно.

Все прежде происходящее между нами мне вдруг стало резко антипатично. До омерзения. Возможно, именно омерзение явственно читалось на моем лице. А этого данная особа была не способна пережить.

Во всяком случае, наша связь оборвалась так же круто, как и зародилась. Ву а ля!

Больше чертовка меня не тревожила. Я стер ее из памяти.

Так мне тогда казалось.

Нет, я был просто убежден в этом.

В тот же год мы с Мадлен поженились.

«Мужчины женятся от усталости, женщины выходят замуж из любопытства», — заметил как-то Оскар Уайльд.

Старина Жерар сдался-таки на милость законного супружества. Во многом меня подтолкнула к этому интрига с чертовкой. Захотелось уже обезопасить себя от прицельных нападок подобных ей «гончих». Перестать быть мишенью. Да и, попросту говоря, я вдруг и впрямь почувствовал изнеможение от частой смены партнерш, от состояния лихорадочного поиска свежих ощущений. Не то что бы категорически потянуло в тихую бухту, нет! Скорее, захотелось передышки. Прислушался к советам доктора, словом.

Да и семья вконец замучила навязчивыми рекомендациями, сходными уже, скорее, с угрожающими требованиями.