Французская няня

Дорогая Софи,

вчера утром состоялось слушание моего дела в суде, и меня оправдали по всем пунктам, сняв с меня все обвинения, выдвинутые родственниками Гражданина Маркиза. Их обязали передать мне во владение поместье Поммельер, дом на улице Жакоб, ценные бумаги и облигации, которые оставил мне крестный, и еще покрыть все судебные издержки и выплатить мне десять тысяч франков компенсации за почти год заключения в тюрьме и в Сальпетриере. Все прошло очень быстро. Судья успел внимательно изучить все документы: оригинал завещания, его копию, хранившуюся у нотариуса, письма, которые много лет назад крестный написал мадам Женевьеве, и те, которые совсем незадолго до смерти он отправил в Америку отцу твоих друзей Анжелики и Максимильена. Эти письма подтверждают ясность рассудка нашего дорогого крестного, который вплоть до последнего дня своей жизни пребывал в здравом уме и твердой памяти и имел прекрасную способность к рассуждению. Какими нелепыми и безосновательными выглядели обвинения племянников, что я обвела вокруг пальца беспомощного, слабоумного старика и управляла им! На заседании выступили свидетели. Виконт д’Анже произнес блестящую речь, сравнив презрение и равнодушие племянников по отношению к маркизу с любовью, которой он был окружен на бульваре Капуцинов. Он особенно подчеркнул тот факт, что много лет племянники вообще не встречались с дядей и, следовательно, не могли судить о состоянии его рассудка. Д’Анже добился права свидетельствовать даже для Туссена. Он заявил, что, будучи отпущенным на свободу гражданкой Франции на территории Франции, Туссен стал полноправным гражданином Франции.

К моему невероятному утешению, верными друзьями показали себя и пришли свидетельствовать в мою пользу месье Жоливе, маэстро Джоаккино Россини, дорогой Теофиль Готье, Сен-Беф и даже графиня де Мерлен, несмотря на то, что всего несколько недель назад она потеряла своего супруга. А еще, конечно же, пришли наши слуги, некоторые из них нарочно приехали из провинции, где нашли себе новое место.

Очень укрепляет сердце, когда видишь, что старые друзья тебя не забыли, что они не боятся неприязни и мести со стороны столь влиятельных особ, как племянники моего крестного.

Теперь я могу не зависеть от милости друзей, дорогая Софи, и даже могу достойно вознаградить всех, кто мне помогал.

Не удивляйся, однако, что в конверте нет денег, которых ты просила у Олимпии и которые я сама могла бы теперь тебе послать. Но я совершенно не одобряю твой план побега. Вы с Аделью вдвоем на английских дорогах, вынужденные скрываться от преследования? Это слишком безрассудно. Конечно, я сама просила мистера Рочестера отправить вас одних, но предполагалось, что он организует путешествие, вверит вас опеке кондуктора, поручит ему устроить вас на ночлег в проверенных постоялых дворах, подскажет надежное судно, чтобы пересечь Ла-Манш. А задуманное тобою путешествие на авось может оказаться опасным. Я запрещаю тебе покидать Торнфильд, пока не приедут Тусси и Олимпия; они отправятся за вами в воскресенье. Сама не могу приехать по нескольким причинам: для такого путешествия я еще слишком слаба; паспорт мне выдадут не раньше чем через два месяца; и главное, я боюсь, что отец моей дочери меня узнает. Он питает, как явствует из его письма, такую обиду и такую неприязнь ко мне, что может спрятать Адель или отдать ее чужим людям, только бы не возвращать мне. Я не думаю, что он узнает Туссена. За прошедшие годы малыш-раб преобразился. Как бы то ни было, Туссен не станет приближаться к дому, он будет дожидаться неподалеку, чтобы сопровождать вас в Париж. В Торнфильд за вами явится Олимпия, которую мистер Рочестер узнать никак не сможет, ведь он никогда ее не видел.

Наверное, тебе интересно, почему я затеяла это «похищение», вместо того чтобы просто предъявить свои законные права на возвращение дочери. Тому есть две причины. Во-первых, в своем…ширском графстве мистер Рочестер — особа известная, как ты сама пишешь: он — друг окружного судьи. Во-вторых, я очень устала от судов, не могу больше выносить слушаний, адвокатов, свидетельских показаний. К тому же даже при успешном решении дела ожидать результата пришлось бы бесконечно долго, а я хочу поскорее вас обнять.

Поэтому приготовься. Собери немного вещей — то, что понадобится вам в пути. Все остальное оставь, в Париже купим вам все новое. Я поведу тебя к моей портнихе, и она сошьет тебе полный гардероб по последней моде, чтобы хоть как-то восполнить тот год, который тебе пришлось проходить в убогом платье неграмотной няньки.

Я буду ждать вас в Поммельере. Теперь, когда я снова могу выезжать из Парижа, мне хочется вдохнуть воздух, которым я дышала в детстве. Со мною поедут мадам Женевьева, ее личная горничная и… угадай кто? Лизетта, Соланж и Жан-Батист! Они согласились оставить своих новых хозяев и вернуться служить у меня.

Вот и все, воробушек милый. Точнее, нет. Я волнуюсь за ту девушку, гувернантку. Я уверена, что Рочестер обманывает и ее. Понятно, что, пока вы с Аделью не окажетесь в безопасности, ты не можешь ей объяснить, как коварен Эдуар. Держи ее все же в поле зрения, и хорошо было бы, чтобы она как можно меньше оставалась с ним наедине. А когда будете уезжать, напиши ей и расскажи, как он обошелся со мной на самом деле. Убеди ее прежде всего удостовериться в том, что брак будет заключен по-настоящему, а не окажется комедией, как это было со мной. Вера мисс Джейн очень строга, к тому же эта девушка живет не среди актеров, где принято снисходительно относиться к ошибкам, совершенным во имя любви, и у нее нет такого крестного, как Гражданин Маркиз. Что с нею станется, если она слишком поздно осознает, что была обманута? Ведь она может уже к этому времени носить ребенка, которого будут презирать все ее знакомые, потому что он окажется незаконнорожденным. Если же после всего этого она захочет снова стать гувернанткой, кто возьмет ее к себе в дом, кто доверит ей воспитание своих детей?

Я бы написала ей сама, раз она понимает по-французски, но у меня нет сил, и слишком больно вновь обращаться к прошлому.

Что же касается выдумок Адели, то не стоит так удивляться. Я тоже в детстве видела людей и предметы, которых не видел никто больше. Какая удача, что Деде унаследовала от меня не только богатую фантазию, но и жизнерадостный нрав; в этом мрачном доме, который ты описываешь в своих посланиях, она придумала для себя всего-навсего капризную девочку, с которой можно ссориться и играть. Было бы гораздо хуже, если бы она весь год воображала ужасы, монстров, привидения и убийц, как героиня «Нортенгерского аббатства». Конечно, Адель еще слишком мала, чтобы читать готические романы. Зато она знает про островных духов Туссена и могла слышать, как мы читали вслух «Франкенштейна» — удивительную книгу, написанную дочерью Мэри Уолстонкрафт. Представляю, какое это было адское для тебя время, бедная моя Софи, когда приходилось без конца утешать ее и успокаивать.

Так что пусть приезжает озорница Берта. Я, как и ты, полагаю, что Адель ее так окрестила в честь незабвенной Дагоберты, нашей спасительницы.

Думаю, что это последнее письмо тебе в Англию. Ты же, прошу тебя, ответь мне и, главное, сообщи, когда приедут Тусси и Олимпия. Очень надеюсь, что скоро нам уже не понадобятся перья и бумага для разговора, мы снова обнимемся и сможем беседовать, глядя друг другу в глаза.

Люблю тебя. День, когда ты пришла на бульвар Капуцинов, стал счастливым днем для нас с Аделью.

Умоляю тебя, будь осторожна, целую нежно и жду не дождусь, когда смогу прижать тебя к сердцу.

Твоя благодарная подруга

Селин