Французская няня

Она схватила меня за руку так же яростно, как незадолго до этого мистер Рочестер свою невесту — за запястье, и потянула меня вон из комнаты, затем по галерее и вверх по крутой и узкой лестнице, ведущей на третий этаж.

На ходу Деде плакала от обиды и шмыгала носом. Я следовала за ней в растерянности. Не понимала, что она намерена сделать. Мы остановились перед дверью, которая ведет в комнату, где занимается шитьем Грейс Пул. Адель постучала. Швея отозвалась изнутри.

— Кто там? — Голос ее был ясный и совершенно трезвый.

— Это Адель, — ответила моя малышка. Мы услышали, как отодвигается засов. Дверь приоткрылась. Увидев меня, Грейс Пул вскрикнула от удивления и гнева.

— Нет! Я же говорила, чтобы…

Она попыталась преградить нам путь.

Но Адель уже проскочила в комнату, обогнув внушительную фигуру швеи.

— Берта!

Ей ответил глуховатый голос взрослой женщины, говорившей с иностранным акцентом:

— Я тут, радость моя! Я всегда тут.

Грейс Пул развела руками.

— Вы же никому не расскажете?! — В голосе ее были одновременно мольба и угроза. — Вы же сохраните секрет этой бедняжки и принесете ей немножко утешения, как вот уже почти год делает этот великодушный ребенок?

Потом она отодвинулась и позволила мне войти.

8

Следовало бы лучше прислушиваться к тому, что нам говорят дети, а не истолковывать их слова в соответствии с собственными предубеждениями; ведь так же было и с Дагобертой, когда Адель твердила, что кукла стала тяжелее, а мы не обращали внимания.

Берта существует. Она живет в этой комнатке без окон уже больше десяти лет. Ее заточили сюда в 1827 году. Когда месье Эдуар ухаживал за мадам Селин, дожидаясь ее у выхода из Опера, инсценировал женитьбу, жил с нею в Париже — все это время Берта была узницей и дрожала в этих глухих стенах от холода и тоски. Вот почему он так часто возвращался в Англию «заниматься делами».

В этой ситуации бессмысленно было притворяться, что я не понимаю по-английски: ведь Грейс Пул незачем раскрывать мой секрет.

Грейс объяснила мне, что Берту держат взаперти, потому что она — позор Рочестеров. Сама же швея присматривает и ухаживает за ней. Слово «воспитательница», которое использовала Адель, подкрепляло мои представления о том, что речь идет о ребенке. Грейс утверждает, что не знает, в каком родстве состоят Берта и хозяин дома. Может, она его далекая кузина, а может, незаконнорожденная сестра. На самом деле в них есть некоторое сходство. Она высокая, смуглая, с густыми черными кудрями, в которых поблескивают редкие седые волосы. Только глаза у них совсем разные. У нее они тоже черные, как и у месье, но такие грустные, что заглянешь в них — и хочется плакать. Берта родилась в колониях, поэтому ей все время холодно и Грейс Пул поддерживает огонь в камине круглый год. Сейчас она кажется спокойной, как будто приняла свою участь, но надзирательница рассказывает, что ее подопечная одержима идеей бежать и вернуться в родные края. А там нет никого, кто бы мог о ней позаботиться. Мистер Рочестер, являя доброту, содержит ее тут со всеми удобствами и даже с отдельным человеком, который за ней ухаживает. А она, бедняжка, все не может смириться. То и дело впадает в буйство, крушит все, что попадает под руку, пытается выломать дверь, дерется с теми, кто ее удерживает, бьет себя кулаками по голове, колотится головой об стену — приходится ее связывать.

Я вспомнила, как Тусси описывал отделение «буйных» в Сальпетриере: там связывали и мадам Селин, хотя она была кротка и безобидна.

— Ты бы тоже впала в ярость, если бы тебя вечно держали тут взаперти, — заметила Деде.

— Ты говорила, ее наказали, потому что она плохо себя вела. Что она натворила? — Адель в ответ пожала плечами. Тогда я обратилась к Грейс Пул.

— Что значит «позор Рочестеров»? Кто приговорил ее к вечному заточению в этой комнате? Для расследования преступлений существует суд.

Тут я вспомнила о страшных «письмах с печатью» Старого Режима, с помощью которых аристократ мог избавиться от своих врагов навсегда.

— Она сумасшедшая, — ответила мне надзирательница.

— Сумасшествие — не позор! — возмутилась я. — У самого великого нашего поэта Виктора Гюго был несчастный брат в лечебнице Шарантон — парижском сумасшедшем доме, и месье Гюго никогда этого не скрывал.

— Но женщина может… Вы еще слишком молоды, вам не понять…

Нашу беседу прервал гул взволнованных голосов. Спорили входящие в дом мужчины.

— Молодожены! Они вернулись! Скорее! Вас не должны здесь застать, — воскликнула Грейс Пул и вытолкала нас из комнаты.

Мы помчались вниз по лестнице и были внизу как раз вовремя, чтобы услышать как мистер Рочестер резко говорит миссис Фэйрфакс:

— Никаких поздравлений! Опоздали на пятнадцать лет.

Пастор Вуд в растерянности объяснил старой даме:

— Бракосочетание совершить не удалось.

Мисс Джейн была бледна как смерть. Вслед за пастором в дом вошли двое незнакомцев. Вошедшие, все впятером, устремились вверх по лестнице. Мы пропустили их и услышали, как мистер Рочестер бросил с презрением одному из незнакомцев:

— Не бойся, Дик, сегодня у нее нет ножа.